Сергей Ковальчук - Тринадцать

Вдоволь наоравшись, она легла на свою кровать и претворилась мертвой. Войдя в ее номер, Изместьев и я, пощупав ей пульс, заявили, что девушка мертва. После того, как из своего номера вышел Семенченко, Изместьев крикнул вам схватить его. И все вы, как стадо тупых баранов, бросились за невинным толстяком, принявшись месить его ногами. Пока вы отводили на нем душу, нам с Олегом не оставалось ничего, как задушить ничего не подозревавшую Екатерину, и отнести ее в морг. Я удовлетворил ваше любопытство?

— Да! — скрежеща зубами от боли, горечи и бессилия, заорал Захар.

— Вот и прекрасно, — закончил судья, разрядив остаток обоймы в свои последние жертвы.

«Как же я устал! — думал убийца, отворив дверь островного морга. — Ну ничего, теперь ведь все позади. Хотя нет, не выполнена еще последняя, самая важная и ответственная часть моей миссии. Впрочем,… сколько там до нее осталось? Часы? Минуты?».

Он скинул с себя надоевшую одежду и поднялся к себе в номер. Достав предмет, который он захватил с собой от большого камня, он произвел с ним некоторые манипуляции, после чего стал убирать следы своих преступлений. Медленно и методично он стирал свои отпечатки пальцев с тех мест, где, по его мнению, они могли остаться.

Карты, стихи и диск с голосом Анны он решил не уничтожать. Пусть они станут добычей греческой полиции. А впоследствии, возможно, и российской. Тогда ей крышка, тогда ее посадят хоть и не пожизненно, но на двадцать пять лет точно. Пожизненное лишение свободы для женщин в нашей стране не предусмотрено, а жаль.

Он в последний раз зашел в столовую и взял со стойки ресепшн отпечатанные на бумаге стихи.

… Убийца трупы посчитал,

Раскаяние испытал,

Пересчитал и прослезился,

Пошел, и с горя утопился!»

Сначала он громко и безумно смеялся. Однако, по прошествии некоторого времени, испытал настоящее раскаяние.

«За что? Зачем?» — задавал он сам себе вопросы, и не находил на них ответы.

Наконец, он вышел наружу через парадный вход и через несколько минут уже находился возле того самого камня. Скрупулезно обыскав все вокруг него, он нашел все патроны, гильзы, а также два пистолета, забросив все свои находки далеко в море.

Спустя еще некоторое время последний оставшийся на острове в живых человек разделся, зашел в воду и поплыл…

Через десять дней после описанных событий, на остров Гавдопула высадился десант, состоящий из представителей греческих правоохранительных органов и экспертов в различных областях криминалистики. Часть из них высадилась на остров из патрульных катеров, а часть из приземлившегося недалеко от особняка вертолета.

На острове они обнаружили тринадцать трупов, один из которых вынесло на берег недалеко от единственного на этом острове большого камня. Это был труп высокого и статного сорокапятилетнего брюнета с благородной проседью у висков шикарной, нетронутой облысением шевелюры, в котором знавшие его люди без труда смогли бы опознать судью Московского городского суда, Ивана Игнатьевича Стеклова.

(Конец первой части).

05 декабря 2016 года, понедельник.

Почти трехчасовая утренняя Литургия была закончена и высокого роста худощавый послушник с внимательным, цепким взглядом вышел из храма. После Литургии братии предстояла трапеза и порядка ста человек: монахи и паломники уже находились возле дверей трапезной.

Он поднял собачку молнии своей теплой куртки повыше. С утра было свежо, градусов пять, не больше и ощущался довольно холодный, с порывами, ветер.

В этот момент его окликнули: — Брат Серафим!

Оглянувшись, бывший следователь по особо важным делам Следственного комитета России, Серафим Мирутин, увидел спешащего к нему молодого послушника, готовившегося на днях принять монашеский постриг. Как его звали, Мирутин не помнил, хотя жил в монастыре уже три месяца.

— Я весь внимание, — остановившись и с теплом пожав руку брата, доброжелательно улыбнулся бывший важняк.

— Игумен обители, архимандрит Евмений, после трапезы хочет с вами побеседовать, просит вас зайти к нему.

— Хорошо, — поблагодарив взглядом посыльного, ответил Мирутин. — После трапезы непременно буду.

Спустя примерно двадцать минут он осторожно, но настойчиво постучал в дверь находившегося на втором этаже кабинета игумена.

В просторном помещении, увешанном иконами, за столом для совещаний находились двое. Во главе стола, под иконами Иисуса Христа и Пресвятой Богородицы — сам настоятель, высокий и кряжистый, лет пятидесяти пяти, с густой и длинной бородой на широком, чуть полноватом лице игумен. Перед ним, спиной к Мирутину, за приставным столом сидел крепкий и статный пожилой мужчина в строгом сером пиджаке. Когда он обернулся, Серафим с удивлением узнал в нем своего бывшего начальника, генерала Рымова.

— Присаживайся, Серафим, — звучно пророкотал наместник обители, показав рукой на стул напротив себя. — Думаю, представлять вас друг другу будет лишним.

Молча кивнув и пройдя к предложенному месту, Мирутин пожал протянутую ему руку генерала и присел.

— Не буду скрывать, что Илья Геннадьевич, — настоятель кивнул на генерала, — мой давний хороший знакомый. А, поскольку времени у нас не так много, предлагаю перейти прямиком к делу.

Внимательно поглядев послушнику в глаза, игумен отчего-то заерзал на своем месте, и продолжил:

— Серафим, — его голос из рокочущего баса превратился в мягкий баритон, — я, конечно, не имею права вам приказывать и даже настаивать на том, что сейчас предложу. Но все же, я вынужден просить вас со всем вниманием отнестись к тому, что сейчас поведает генерал. Батюшка сцепил руки в замок. По тому, как накалилась атмосфера в кабинете настоятеля, с удивлением фиксируя волнение, с которым с ним разговаривал отец Евмений, Серафим понял, что случилось нечто экстраординарное. Он напрягся, весь превратившись в зрение и слух.

— И прошу вас, перед тем, как принять окончательное решение оставаться у нас в обители и принимать монашеский постриг или нет, принять предложение вашего бывшего начальника и поучаствовать в одном расследовании. Я не просил бы вас об этом, если бы дело не было таким серьезным.

Поведя от удивления бровью, Мирутин молчал, будучи заинтригованным словами настоятеля.

Его Высокопреподобие продолжал:

— Со своей стороны, хочу вас заверить, что если вы примете предложение генерала, то после завершения этой миссии наша обитель будет рада как родная мать принять свое чадо обратно в свое лоно. И еще, — он откашлялся, — я лично буду вам благодарен за выполнение этой просьбы.

В воздухе повисла тишина, которую, впрочем, довольно быстро нарушил Рымов.