Сергей Ковальчук - Тринадцать

Больше ему никто не возражал. Все так устали, что буквально валились с ног. Через десять минут шестеро мужчин вповалку, словно бойцы после тяжелого боя, даже не успев раздеться, лежали на одной кровати. Пятеро из них под действием сильного снотворного спали тяжелым глубоким сном.

Спустя еще примерно полчаса один из них осторожно вышел из номера и спустился в столовую. Там он открыл холодильник и некоторое время колдовал с его содержимым, после чего взял со стола очередную красную карту.

Поднявшись обратно в номер, он хищно ухмыльнулся и, стараясь не шуметь, подошел к лежащему с краю щуплому мужчине.

Убийца молниеносно сел верхом на свою спящую и ничего не подозревающую жертву, одновременно бросив ей подушку на лицо…

Еще один из них был мертв, не издав ни одного предсмертного звука. Убийца мог собой гордиться. Ему оставались лишь презрительно бросить трупу на грудь десятку бубей и аккуратно, чтобы никого не потревожить, лечь спать. Спал он, как всегда, крепким сном младенца.

10 сентября 2016 года, суббота.

Они могли бы спать еще долго, но ровно в семь часов их сон был бесцеремонно прерван громкой трелью будильника механических часов, стоявших на прикроватной тумбе. Его звук вторгался в сладкую утреннюю дрему, заставляя открывать глаза и приходить в себя, медленно осознавая, где он находится, и почему лежит одетым на чужой кровати в компании таких же, как и он сам.

Пятеро из шестерых, кряхтя, и морщась от повисшего в затхлом воздухе давно не проветриваемого помещения запаха спиртного, смешанного с запахом заветрившейся вчерашней закуски и немытых тел, поднимались с кровати. Лежать остался лишь один. Это был бухгалтер Афиногенов. Глядя на него со стороны, никто не заметил в его позе ничего особенного. Странным показался лишь предмет, лежавший у него на груди. Это была перевернутая игральная карта.

И тут все увидели его лицо — бледное, бескровное, словно маска, с синими губами и выпученными глазами.

— Мама моя родная, да он же мертв! — пораженно воскликнул Захар Викторов.

Остальные молчали. Они словно оцепенели, не в силах поверить в случившееся.

— Его отравили? — ни к кому конкретно не обращаясь, негромко спросил Шкандыба, в страхе глядя на так нелепо закончившего свои земные дни бухгалтера.

— Хрена с два, — пробормотал Изместьев, ощупывая, скорее для порядка, запястье левой руки погибшего. — Мне кажется, его задушили вот этой подушкой, — показал он на одну из двух подушек, которые были на этой кровати. Ту, что лежала рядом с головой трупа. Другая валялась на противоположной стороне кровати, там, где коротали эту ночь Изместьев и Викторов.

— Этот гад нас усыпил, — устало констатировал Викторов, — я еле глаза разлепил. — Он подошел к неразобранному с вечера столу, взял в руки бутылку с коньяком, в которой оставалось граммов сто, открыл ее и понюхал. Покачав головой, он произнес: — Снотворное, вероятно, было подмешано в эту бутылку с коньяком. Давайте постараемся вспомнить, кто из нас вчера его не пил.

Ему никто не ответил. Каждый думал, что ему делать дальше.

Первым не выдержал Шкандыба:

— Я не знаю, как вы, а мне это все надоело! — выкрикнул он, подходя к двери.

— И что же вы намерены предпринять? — вскинув брови, посмотрел ему в глаза Изместьев.

Не знаю, пока не знаю! — В голосе Артема появились истеричные нотки. — Но я знаю точно, что кто-то из вас убийца, и пока я не узнаю, кто именно, — он сделал еще один шаг к двери, — я… — внезапно, он резким движением открыл входную дверь, и побежал по коридору к лестнице.

Оставшиеся четверо в немом изумлении посмотрели друг на друга.

— Оставьте его, пусть бежит, — махнул рукой Олег Викторович. — Вряд ли он и есть тот самый убийца. Уж поверьте мне, этот тип людей я хорошо знаю. Это трусы. Трусы и паникеры, которые в самый тяжелый момент бегут с поля боя, как корабельные крысы.

Они вчетвером, за руки и за ноги подняли труп своего товарища с кровати и потащили его на первый этаж. Вонь гниющих мертвых человеческих тел, дохнувшая на них из островного морга едва они открыли туда дверь, заставила их положить тело Дебета прямо у порога, после чего они спешно ретировались, плотно затворив за собой дверь.

Когда Изместьев, Стеклов, Викторов и Молодавченко двинулись по коридору в сторону столовой, намереваясь по дороге зайти в номер покойного Емельяненко, чтобы ополоснуть руки, они услышали донесшийся со стороны столовой звук разбивающейся посуды и какой-то приглушенный звук, похожий на звук падающего человеческого тела.

Вбежав в помещение столовой, все четверо увидели лежащего на полу возле одного из холодильников Шкандыбу, чье тело корчилось в предсмертных конвульсиях. Изо рта умирающего выходила коричневатая пена.

Спустя несколько мгновений все было кончено. На лице у Артема, нижняя часть которого была залита рвотными массами, читался неописуемый предсмертный ужас. Видимо, несчастный перед смертью осознал, что отравлен и отчаянно боролся за жизнь. Но, увы, уже ничто в этом мире не могло ему помочь ее сохранить.

На полу рядом с телом валялась разбитая тарелка с вывалившейся из нее порезанной кусками копченой колбасой. Ею-то несчастный видимо и отравился.

— Один поперхнулся из них, и четверо стало их… — вспомнил дурацкие стишки Изместьев и вдруг захохотал. Он смеялся как сумасшедший, вытирая лицо рукавом. Оставшимся вместе с ним троим мужчинам стало не по себе. Раньше своего старшего они в таком состоянии не видели.

— Я на улицу, — отойдя, наконец, от истерики, заявил Изместьев, — мне нужно проветриться и привести мысли в порядок. Отныне я вам не старший, и каждый из вас волен поступать так, как подскажет ему чувство собственного самосохранения.

После этих слов он, вытирая лицо, медленно вышел через второй выход из столовой на улицу. Когда зеленая марлевая накидка за ним плавно опустилась, судья Стеклов повернулся и, не спеша, зашагал по первому этажу в сторону парадного выхода из особняка.

Переглянувшись, Викторов и Молодавченко последовали за ним, наблюдая друг за другом, и готовясь в случае чего, перегрызть своему врагу глотку.

На берегу, рядом с большим камнем, они оказались почти одновременно, хотя и пришли туда разными путями. Олег Викторович Изместьев и Иван Игнатьевич Стеклов.

На этот раз офицер был предельно серьезен. Смеялся лишь судья:

— Ну, господин Изместьев, мы можем гордиться собой, не так ли, друг мой? Со времен Агаты Кристи никто не планировал, а главное, не осуществлял подобного. Никто и никогда! Да и в книжке ее — все сплошная выдумка. В отличие от нас. Это ж надо так все продумать и так блистательно провести! Тебе что больше всего понравилось? Мне операция, которую мы провернули с этой Екатериной Милютиной. Вот это — высший пилотаж!..