Алла Холод - Рыцарь страха и упрека

Константин Александрович тяжело вздохнул.

— Ты права, Римма, — согласился он, — ты права, Паши больше нет. Но я не поношу его, он был моим сыном, и я его любил. Но у нас с тобой есть еще Антон, и я потому все это говорил, что не хочу до конца своих дней трястись от страха за него. Прости, сынок, что я так, но я не хочу, чтобы и с тобой что-нибудь случилось…

С этими словами старик снова опустился в кресло и горько заплакал. Отцовское горе наконец приняло ту форму, которую и должно было принять. Римма Матвеевна тоже зашмыгала носом. Антон молчал. Он понимал, что отец имел в виду, во многом был с ним согласен. Да, ему еще предстоит разобраться, что же на самом деле послужило причиной гибели его брата и кто в ней виновен. Он не очень надеялся на успехи официального следствия, потому что понимал, что от следствия все и все будут скрывать, пробираться к истине следствию будет непросто. А знать, что произошло на самом деле, было очень и очень важно.

Ничего нового из уст отца Антон не услышал, так или иначе, но в разговорах с сыновьями Константин Александрович касался этой темы, сравнивал былые времена и нынешние, ругал полицию и власть вообще, высказывал предостережения Антону и Павлу. Но оба брата воспринимали речи отца как стариковское ворчание, как нравоучения, которые в их возрасте слушать уже совершенно не обязательно. Да и вообще… Сколько себя братья помнили, в их доме всегда был достаток, который никак не мог быть обеспечен одной только, пусть даже и высокой зарплатой отца, так что уж кто-кто, а он-то… Да, времена меняются, меняются условия жизни, каждая эпоха диктует свои законы. Антон никогда не задумывался о том, о чем сегодня ему говорил отец. Да, в его службе все устроено по своим правилам: надо брать, надо давать. А что делать? Хочешь иметь «хлебное» место — плати. Чтобы было чем платить и еще себе оставалось, нужно брать. Это закон, с которым никто не спорил, даже и в голову никому не приходило, все было понятно изначально, чего ж тут обсуждать?

Павел работал в отделе по борьбе с криминалом в сфере экономики, дослужился до звания подполковника и в последние месяцы уверенно расчищал себе путь к должности, к которой всегда стремился. Повышение было для него принципиально важно, как всем, кто приближается к рубежу в сорок пять лет и кто совсем не хочет в связи с этим попасть в число отправленных на пенсию.

Павел никогда не посвящал Антона в свои профессиональные хитрости. Иногда какие-то дела, на которых можно было заработать лишнюю копейку, они проворачивали вместе, но это было нечасто. Антон примерно знал круг знакомых старшего брата, в числе которых были и такие люди, которые по идее не должны состоять в дружбе с подполковником полиции. Но в паспорте у них ничего такого написано не было. Все они «граждане РФ», а если про них что и говорили, то это ведь еще и доказать надо. Например, Павел никогда не мог бы задать младшему брату вопрос о том, откуда у того деньги на покупку более свежего автомобиля, он понимал, что «чистый» «Мерседес» такого года выпуска Антон вряд ли потянул бы. Значит, машина «кривая», а уж как и при чьей помощи удалось ее легализовать, это вопрос сугубо профессиональный. Деликатный, если хотите. В такие деликатности лезть нечего. И сам он, в свою очередь, о своих делах ничего не рассказывал. С какой стати? Кому это интересно и зачем нужно? Он не скрывал от Антона свое близкое приятельство с директором рынка, на котором торгуют «левым», не проходящим ветконтроль мясом в больших объемах, с организатором лохотронных лотерей, про которого все и все знали, но никогда не могли поймать за руку. С владельцем двух ночных клубов, в подвалах которых вовсю работают давно переставшие быть легальными игровые автоматы. Да мало ли таких знакомых было у Павла! Он мог задержать большую партию контрафактной продукции, а через пару лет человек, который проходил по этому делу (впрочем, успешно потом разваленному), вполне мог оказаться среди гостей Павла на пикнике. Да разве их всех упомнишь! Да у Антона и цели такой не было, зачем? Каждый зарабатывает как может. Наверное, Павел был достаточно осторожен, наверное, умел правильно делиться с вышестоящими чинами, но раз его карьера делалась по всем правилам и вполне успешно, значит, не так уж все было опасно, как говорил Константин Александрович. Конечно, и у Павла случались неприятности, несколько раз на него писали в службу собственной безопасности и даже в прокуратуру, но раз это не отразилось ни в каких последующих оргвыводах, значит, все-таки свои вопросы он умел решать правильно.

Сейчас из всего сказанного отцом Антона беспокоило другое. Павел действительно изменился в последние годы. Стал более жестким, резким. В чем-то отец был прав: неуязвимость кружила Паше голову, заставляла терять контроль над собой, он мог утратить осторожность. Может, непосредственно самой службы это и не касалось, тут Антон ничего сказать не мог, а вот жизни — кто знает…

На память Антону неожиданно стали приходить какие-то обрывки высказанных Павлом фраз, некоторых шуток, суждений о тех или иных процессах и явлениях, которые говорили в пользу того, что некая эйфория от осознания собственного могущества у Павла все-таки имелась. У него были обширные связи, его записная книжка насчитывала, наверное, более трех сотен телефонных номеров людей, объединяло которых одно: они «решали вопросы». По мере того как Павел двигался вверх по служебной лестнице, по мере обрастания контактами и связями, характер его менялся. На себе Антон этого не чувствовал, у него с Павлом всегда, сколько он себя помнил, была теплая, близкая, по-настоящему братская связь. Но ведь его окружали и другие люди, с которыми он имел какие-то отношения. И кто-то из этих людей выстрелил из травматического пистолета Павлу прямо в глаз. Хотел ли он убить его или выстрел состоялся в результате неловкого, неправильно рассчитанного движения, возникшего во время ссоры?

Антон был невысокого мнения о своих дедуктивных способностях, более того, он вообще сомневался в наличии таковых. Но ничего не поделаешь — придется развивать, даже если их нет. Пусть он не сыщик, но у него есть другое преимущество — он знал своего брата. И он должен, просто обязан узнать, кто и почему его убил.

Соня посещала занятия почти до самых родов. Физически она переносила беременность довольно неплохо, но в душе очень боялась. Ее жизнь менялась слишком стремительно. Еще вчера все ее мысли вращались вокруг упоительно красивых сонат Николая Метнера, незаслуженно забытого русского композитора, которого редко исполняли и которого буквально «открыл» Соне ее преподаватель. Еще вчера она жила тем, чем живут обычные российские студенты: ее беспокоило состояние дел по теоретическим предметам, все откладывающаяся во времени покупка новых туфель и тому подобное.