Алла Холод - Рыцарь страха и упрека

— Антон Константинович, — увещевал Антона руководитель следственно-оперативной группы, — мы же абсолютно точно знаем, что у вас с братом были доверительные отношения. Вы дружили, вы были в курсе дел друг друга. Почему вы не хотите нам помочь? Разве вам самому не важно знать, кто убил Павла?

Он использовал прием, как говорится, безошибочный, но и это не подействовало. Антону было обидно, обидно до слез. Его обида имела осязаемые очертания в виде ночей без сна, не свойственной ему ранее раздражительности, постоянной готовности сорвать обиду и злость на ком-нибудь, не важно на ком. Следствию стало известно, что в течение длительного времени именно Павел Волков, используя служебное положение, сдерживал возбуждение уголовного дела по мошенничеству с квартирами обманутых дольщиков и не давал хода заявлениям людей, пострадавших в результате деятельности некоего ОАО «Ассоль». Так же выяснилось, что некоторые активы этой фирмы были оформлены на близкую подругу, вернее, любовницу Волкова, Марину Анатольевну Гонтарь. Было ли известно Антону об этих фактах? Есть ли между этими событиями и убийством Павла какая-либо связь? Знал ли Антон о том, что Павел Волков отказался возвращать крупную сумму денег, взятую ранее в долг у своей приятельницы Гаянэ Халатян? Был ли он в курсе, что Гаянэ не собиралась прощать долг Волкову и прорабатывала вариант возврата суммы? Говорил ли брат о том, что…

Антон бесился, стучал кулаками о первый попавшийся под руку предмет, рычал, матерился, заливал истерику алкоголем, но ничто не помогало. Ничего он не знал! Ровным счетом ничего! Антон искренне считал, что они с Павлом по-настоящему близки, что они родные люди и не имеют секретов друг от друга. Если Павел не трещал без умолку о себе и своих делах, то не потому, что хотел что-то скрыть, а просто оттого, что рассказывать было особенно нечего. Так считал Антон. Как он ошибался! Оказывается, в жизни Павла ой как много такого, о чем младший брат мог знать, но не знал. Почему? Сердце Антона снова сжалось от чувства обиды. Видимо, для Павла он так навсегда и остался «мелким». Тем, кто не годен для обсуждения серьезных проблем, с кем не хочется делиться информацией о важных событиях, кто не способен помочь, когда возникают реальные трудности. Мелочи Антону доверить можно: «кривую» машину узаконить или еще что-нибудь в этом духе… Обидно, больно, тяжело. Очень тяжело осознавать такое, особенно учитывая, что человека, на которого держишь обиду, уже нет в живых и некому сказать: «Ну что же ты, Паша, мне об этом не рассказал?»

Антон ломал голову, думал и все время приходил к выводу, что в последние годы Павел действительно мало чем делился. Разве что о романе с Маринкой они с Аленой знали все, да и то, наверное, только потому, что Марина у Алены работала. А может, все по-другому? Может, Павел берег младшего брата, не посвящал в серьезные дела потому, что желал ему спокойной жизни? Тоже может быть, хотя и вряд ли.

Сергей Алексеевич Поповкин, несмотря на весь свой огромный следственный опыт, не знал, верить Антону Волкову или нет. Не решил еще.

Антон чувствовал себя перед ним очень неловко: ерзал на стуле как мальчишка, потел, вытирал ладони о брюки, у него постоянно что-то чесалось и ужасно хотелось пить. После долгих раздумий Антон понял, что таить что-то от следствия не только бессмысленно (не дураки же, в конце концов, в следственном комитете работают), но и неправильно. Все плохое, что водилось за Павлом, узнают и без его помощи, так что никакого предательства памяти брата тут не будет. А если он сумеет хоть чем-то помочь следствию, если хоть каплю ясности внесет в общую картину жизни брата, то это будет большая дань его памяти, нежели тупое, упрямое молчание. Но как бы ни старался Антон, а ничего ценного для следствия так и не рассказал. Единственное, что он мог прояснить, так это картину личной жизни Павла. Все, что знал о фактически состоявшемся разрыве с Соней, о связи с Мариной Гонтарь, Антон поведал Сергею Алексеевичу, хотя ему это и было очень неприятно. Но и тут Антона настиг неожиданный удар.

— Вам известно, до какой степени дошел скандал в семье вашего брата? В чем именно выражался конфликт, в каких действиях противоположных, скажем так, сторон? — спросил его Поповкин.

— Что вы имеете в виду? — удивился Антон. — В каких действиях? Если жена узнала о наличии любовницы. Если муж при этом не собирается каяться и прерывать внебрачную связь… Какие уж тут действия сторон? Ругались они с Соней, скандалили, потом она вроде бы на развод подала, на алименты тоже… Или только собиралась.

— А почему она подала на алименты? — пытался уточнить следователь. — Павел Константинович добровольно не дал бы жене денег на содержание детей?

— Ну, вряд ли, — замотал головой Антон. — Он же с женой разводился, не с детьми же. Он любил своих детей.

— Это вы говорите предположительно или уверенно? — прищурился Сергей Алексеевич. — Свидетели утверждают, что ваш брат отказался оплачивать обучение дочери в университете. Вы разве не в курсе?

Опять! Опять «вы разве не знаете?», «вы, Антон Константинович, не в курсе?». Да не в курсе он, не в курсе! Вот в чем все дело! Не знал он, что Пашка урезал домашним паек настолько, что оставил девчонку без платы за университет. Соня гордая, не жаловалась, а сам кто про себя такое расскажет? Ну, скажите на милость, кто про себя добровольно признается: «Я, мол, жмот, жлоб, изменник и предатель, я ради молодой вертихвостки лишил родную дочь возможности обучаться в вузе». Ну, как такое сказать про себя? Да еще и родному брату или тем более отцу.

И это было не все, что на текущий момент известно Поповкину. Он знал не только о скандалах и о фактическом прекращении денежного содержания семьи, но и о том, чем это было вызвано. По данным следствия, Павел Константинович поставил жене ультиматум: никакого развода, никаких алиментов. В противном случае он не только прекращает финансирование семьи, но и лишает всех ее членов крыши над головой. Знал ли об этом Антон?

Знал, конечно, но в несколько иной интерпретации. Ему было сказано, что Соня, узнав о Марине, ушла из дома вместе с детьми, поставив ультиматум: пока Павел не разорвет отношений с любовницей, они не вернутся.

— Как вы считаете, Антон Константинович, — спрашивал следователь, — Софья — ответственная мать?

— Да, — кивал совершенно ошеломленный Антон. — Очень ответственная. Для нее дети — это все, это весь смысл ее жизни.

— И вы считаете, что она могла по своей прихоти просто так уйти из благоустроенного дома в квартиру, где нет нормальных условий для жизни детей?

Антон молчал, не знал, что говорить. В голове все перемешалось, все перепуталось. У него был миллион вопросов к своему брату, ему хотелось попросить: «Пашка, ну скажи, что все это неправда! Паша, объясни им, что они ошибаются! Паш, ну ты же не такой! Не такой, правда?!» Но спросить было не у кого. Антон тяжело дышал, потел и больше всего на свете хотел сейчас напиться в стельку, чтобы ничего этого не слышать, чтобы больше не было никаких рассказов о его брате. И чтобы этот благообразный, интеллигентный следователь в очках провалился сквозь землю вместе в его вопросами и со всеми теми комьями грязи, которые накопали на Павла. Пока он додумывал эту мысль, Поповкин нанес последний удар: