Алексей Ракитин - Скопец

— Общение с вами, господин агент, здоровья не прибавляет! Уж извините!

— Ах, так это мы виноваты… — Агафон покачал головою и, повернувшись к помощнику квартального, распорядился, — позови-ка, братец, любого соседа. Один понятой у нас уже есть, пусть будет и второй.

Он раскачивался с носка на пятку, делая вид, будто рассматривает вешалку и сапоги, а на самом деле боковым зрением следил за реакцией Селивёрстова. Тот тяжело дышал, изредка хрипя точно лошадь, и тыльной стороной ладони стирал катившийся по лбу холодный пот. Его нервная реакция убеждала сейчас Агафона в том, что под вешалкой стоят сапоги с «секретом».

Квартальный вернулся с водою и валерьянкой, тут подоспел и его помощник с жительницей четвёртого этажа, как оказалось, пожилой портнихой. Тут нервы Селивёрстова не выдержали, отпив прямо из пузырька добрый глоток настойки, он почти крикнул:

— Что вы меня перед людьми-то позорите, господин сыщик! Сколько же можно кровь пить из честного человека? Искали ведь уже, всё осмотрели, обои ободрали, сейчас придётся ремонтом заниматься… плитку с печи пооткалывали! Совесть-то у вас есть!? Или вы думаете, что оно из воздуха появилось…

— Что появилось? — тут же уточнил Иванов.

— То, что вы ищите!

— Ну почему же из воздуха? — Иванов помолчал и, кивком указав на сапоги, поинтересовался. — Яков Данилович, это ваша обувь?

Селивёрстов пожал плечами:

— Да моя, вроде… Чья же ещё?

— Как-то вы неуверенно отвечаете.

— Моя, моя.

— Вот и хорошо.

Иванов стремительно нагнулся, поднял сапоги и, повернувшись к присутствующим, распорядился:

— Понятым — следовать за мною! Помощник квартального остаётся в дверях!

С сапогами в руках Агафон прошёл в комнату и поставил обувь на стол. Не говоря более ни слова, сыщик полез рукою в вонючее нутро левого сапога, тщательно ощупывая внутреннюю сторону голенища и подошву. Через полминуты Агафон вытащил стельку, покрутил её, отбросил в сторону и взялся за правый сапог. И тут же потащил руку назад.

— Обращаю внимание присутствующих, — провозгласил сыщик, — в правом сапоге, по утверждению господина Селивёрстова принадлежащем ему, обнаружены две стельки: одна — тряпичная, тонкая, вторая — войлочная, толстая.

Агафон разложил находку на столе. Войлочная стелька в носовой своей части имела тайник — углубление, повторявшее форму ключа, как бы «утопленного» в её мягкой толще. Взяв небольшой плоский ключик в руку, Иванов продемонстрировал его понятым:

— В углублении толстой стельки мною найден ключ с выдавленным числом «37», предположительно от банковской ячейки. Господин Селивёрстов, не желаете ли объяснить, в каком банке находится абонированная вами ячейка?

Бывший управляющий, продолжавший сидеть на стуле в прихожей, уставился на Агафона испепеляющим взглядом. На обращённый к нему вопрос он ничего не ответил.

— Как знаете, Яков Данилыч, как знаете, — Иванов пожал плечами и опять запустил руку в сапог. — Я покамест поищу квитанцию, поскольку к ключу таковая обязательно должна прилагаться.

Прошло ещё несколько мгновений и сыщик вынул из сапога сложенную в узкую полоску бумажку, покачал головою, глядя в глаза Селивёрстову:

— Эко вы её запрятали! С душою потрудились! Кусочек кожи на голенище нашили и под кожу засунули… что б не обтёрхалась, значит! Ай да голова, Яков Данилыч, светлый ум! Та-ак-с, почитаем: коммерческий банк «Юнкер и компания», оч-ч-чень хорошо, полугодовое абонирование, эко денег сразу-то отвалили!

Только теперь к Селивёрстову вернулся дар речи и он попытался защититься:

— А что такого? Я не имею права абонировать хранилище в банке? Я просто схоронил свои вещи, чтоб не потерялись и не украли из квартиры! Сами видите, в каком месте я живу! Мало ли нынче воров? Я вона, в квартире вообще подолгу не ночевал, вот и захотел, чтобы при мне постоянно находились и ключ, и квитанция.

— Конечно, Яков Данилович, конечно, — кивнул Иванов. — Заметьте, я вовсе не спорю с вами! Содержимое ячейки мы осмотрим вместе, не сомневайтесь. Где, кстати, банковское хранилище находится?

— На Невском, в доме у Голландской церкви. Только зря вы на меня, господин сыщик, напраслину возводите.

— Я — на вас? — изумился Агафон. — Помилуй Бог, чем же это?

— В этой ячейке всё моё, заработанное честными трудами, и ничегошеньки я себе никогда не присваивал. Деньги и векселя — это всё моё жалованье за много лет беспорочной службы.

— Угу, — издевательски кивнул Агафон, не сумев перебороть переполнявший его сарказм. — О вашей беспорочной службе мы будем говорить отдельно!

— Вы, господин сыщик, не ёрничайте, я Николаю Назаровичу верою и правдою служил много лет, живота и здоровья своего не жалеючи! — Селивёрстов всё более распалялся, но его пафос Иванов перебил неожиданным вопросом:

— Вы, похоже, стали чувствовать себя лучше? Как сердечко-то?

— Сердечко ничего! — отрезал Селивёрстов.

— Тогда собирайтесь, Яков Данилович, поедемте с нами!

— На каком основании вы меня арестовываете? За то, что я банковский ключик в сапоге носил?

— Я вас не арестовываю. Я вас задерживаю до выяснения всех обстоятельств, связанных с упомянутым ключом.

Селивёрстов поник, принялся вяло одеваться. Через четверть часа он в компании Иванова уже сидел в коляске извозчика, направлявшегося в сторону Шпалерной улицы. Тут неожиданно Якова Даниловича словно прорвало, он принялся обстоятельно рассказывать сыщику о своей службе у покойного миллионера-скопца. Может, Селивёрстов искал расположения сыщика, может, просто испытывал потребность выговориться, но он вдруг пустился в пространные воспоминания, Агафон же, видя такое настроение задержанного, поддержал беседу наводящими вопросами.

— Я у Николая Назаровича был как пёс на привязи — в любую минуту он мог меня сдёрнуть, послать в какой-нибудь Олонец за товаром, в грязь непролазную, в холод… — говорил Яков Данилович. — Я всё исполнял. Вот он и вознаграждал меня щедро.

— Вам же жалованья было положено всего семь рублей! — заметил со скепсисом в голосе Иванов. — Это вы называете «щедро»?

— Таковое жалование я имел только по первости, и притом к семи рублям квартира и стол были бесплатными. А затем он сделал меня управляющим и секретные задания мне поручал.

— Да какие там секретные, — махнул рукой сыщик. — Уж мне-то голову не морочьте!

— Ничего-то вы не знаете об этом человеке, господин агент. А ещё дела расследуете! Ещё когда я только начинал у него служить, Николай Назарович предложил мне жениться на его… м-м… знакомой, актрисе. Говорит, жить тебе с нею будет необязательно и даже ненужно. Я смекнул, что он мне предлагает стать ширмой для его амурных делишек, что это только для видимости надо, дабы заткнуть рты сплетникам. Вы же знаете, он был скопец и неспособен по мужской части… Но, наверное, хотелось иметь подле себя красивую женщину… уж и не знаю для чего: погладить её как-то, глазом посмотреть…