Алексей Ракитин - Скопец

Алексей Иванович припомнил, как доктор Гессе выразил сомнение относительно цифр, зафиксированных вторым завещанием. Базарову, якобы, хозяин назначил пятьдесят тысяч рублей вместо пяти тысяч, которые запомнил доктор. И хотя сам Гессе тоже как будто бы получал больше, он как честный человек не смог промолчать по поводу странного увеличения цифр и высказал свои сомнения вслух. Хм… вот тебе и открытие! Впрочем, полностью переписывать всё завещание «Дрозду» даже и не потребовалось: Шумилов ясно помнил, что оно было составлено на трёх листах, на первом — «шапка», на втором — собственно перечисление имён наследников без детального поименования всего завещаемого имущества в отличие от того, как это было сделано в первом завещании, и, наконец, третий лист — с подписями свидетелей. «Дрозду» достаточно было переписать только второй лист, а третий и первый можно было оставить без изменений. Задача поддельщика сводилась только к тому, чтобы не ошибиться с цветом чернил. И разумеется, он не ошибся: воспользовался теми чернилами и тем пером, которыми писал сам Соковников.

Шумилов довольно долго сидел, уставившись невидящим взглядом в окно кабинета, осмысливая собственные выводы. Далеко он зашёл в своих догадках, но что-то внутри убеждало его в справедливости всей цепочки рассуждений. А коли так, то никогда Сыскная полиция не сумеет вернуть ворованные облигации, потому как арестованному Селивёрстову нет никакого резона принимать на себя ещё более тяжкую вину, помимо той, за которую он уже попал за решётку. И никогда Селивёрстов не даст показаний против Глейзерсов по той простой причине, что он просто-напросто ничего об этих людях не знает.

Однако, всё же необходимо убедиться в том, что Базаров — это именно тот самый «Дрозд-пересмешник» из далёкого детства Николая Соковникова. Нельзя совсем исключать того, что после памятной встречи, зафиксированной дневником, «Дрозд», послужив некоторое время у Соковникова кем-то (правда, пока непонятно, кем), всё же «встал на ноги», и пути однокашников разошлись. Кроме того, вдруг окажется, что под кличкой «Дрозд-пересмешник» скрывался Куликов или Локтев — стародавние друзья-приятели Соковникова и ныне вполне успешные купцы? Что, если страницы из дневника на самом деле вырваны самим Соковниковым при неизвестных покуда обстоятельствах? И кража облигаций, как и фальсификация завещания, совершены были вовсе не утром и не днём 25 августа, а ещё накануне, когда Куликов и Локтев приезжали к Николаю Назаровичу с визитами… Он уже тогда так плохо себя чувствовал, что принимал их, лёжа в постели.

С разоблачительными заявлениями Базарова спешить нельзя ни в коем случае — этот вывод для Шумилова по здравому рассуждению сделался аксиоматичным. Требовалось всё самым тщательным образом проверить. Подумать, как лучше это сделать — и проверить. И перво-наперво следует доподлинно установить, с кем учился Соковников в коммерческом училище, и кто же именно прячется под загадочным пока прозвищем «Дрозд-пересмешник»…

Утром Шумилов в кровать уже не лёг, решил не дразнить себя неполноценным сном, поскольку понимал, что выспаться всё равно не удастся. Почитал один из томов альманаха «Русская старина», когда же в начале восьмого утра глаза стали закрываться над книгой, отправился на кухню и попросил кухарку приготовить кофе.

После завтрака переоделся в парадный костюм и, когда появился кучер от Василия Александровича Соковникова, сразу же вышел из дома. Затем последовала почти часовая поездка знакомым маршрутом, и вот Шумилов вновь увидел аллею, выводившую экипаж к громадному старому дому.

Соковников, наверное, ждал его появления у окна, потому что едва возница успел описать круг перед террасой, сразу вышел из дверей дома и направился навстречу гостю. Алексею не понравился вид Василия, явно бросалось в глаза, что тот взволнован и чувствует себя не лучшим образом. Покрасневшие глаза свидетельствовали о бессонной ночи, лицо казалось жёлтым и отёчным, кроме того, Шумилова неприятно поразила щетина хозяина дома.

— Василий Александрович, надо бы побриться, — взяв его под руку, как можно непринуждённее проговорил Алексей Иванович. — Жизнь идёт своим чередом, и ваш оппонент не должен подумать, будто вы выбиты из колеи, и с вами что-то не в порядке.

— Зачем это? Не хватало мне к визиту этого наглеца нарочито лоск наводить! — попытался было возразить Соковников, но Шумилов даже не стал углубляться в полемику, сказал лишь непререкаемым тоном:

— Не спорьте! Вы это делаете не ради скопцов, а для самого себя. Непременно следует побриться и облачиться в свежее платье.

Они прошли внутрь дома, в комнаты, занятые Соковниковым. Василий распорядился приготовить горячие полотенца и попросил Базарова его побрить. Просьба эта оказалась очень кстати, поскольку давала возможность Шумилову понаблюдать за поведением лакея во время его разговора с Василием Александровичем.

Соковников занял две небольшие комнатки в конце одного из крыльев дома. По вполне понятным причинам он не захотел поселиться в той же самой спальне, в которой скончался Николай Назарович. Шумилов уселся на жёсткий венский стул в первой комнате, служившей Василию кабинетом; Василий же вместе с Базаровым расположился во второй, в спаленке. Через раскрытую дверь Алексей мог прекрасно видеть всё происходившее там и, кроме того, имел возможность свободно переговариваться с хозяином дома; вместе с тем, он делал вид, будто совсем не интересуется процессом бритья.

Владимир Викторович Базаров сноровисто, точно настоящий цирюльник, приготовил всё необходимое для бритья: с минуту он ловко правил на ремне бритву, затем взбил ароматную пену, негромко воркуя себе под нос что-то о «французском мыле», «крапивной отдушке» и «взбодрённой коже». Одним словом, Владимир Викторович священнодействовал.

Шумилов и Соковников говорили вначале на темы нейтральные — о погоде, городских новостях — словно бы не решаясь подступить к тому, что волновало в этот момент обоих. Василий первый не выдержал этой игры в молчанку и затронул беспокоившую его тему:

— Алексей Иванович, я предполагаю принять Яковлева здесь, в той самой комнате, где вы сейчас сидите. Я думаю, может быть, мне поставить слуг за дверью в спальне?

— Каких слуг? — не понял Шумилов.

— Ну, конюхов, слесаря, сторожей… Они мужчины крепкие!

— Ну, что вы, Василий Александрович, я готов поклясться, что до рукопашной не дойдёт, — Алексей улыбнулся, постаравшись придать голосу твёрдую уверенность. — Господин Яковлев явится сюда, чтобы оказать на вас давление моральное, склонить вас к мысли о необходимости добровольно поделиться наследством с местными скопцами. Он не станет ни грубить вам, ни явно запугивать, ни — тем более! — совершать какие-то противозаконные действия. Засада за дверью вам не понадобится, уверяю вас.