Жорж Сименон - Мегрэ в кабаре «Пикрат»

— Садись! Графиня мертва.

— Настоящая графиня?

— Не знаю. Это рядом. Заметь — район тот же.

И в самом деле, какие-то полкилометра отделяли бар на улице Пигаль от квартиры Арлетты, и столько же было от этого бара до улицы Виктор Массе.

В отличие от Нотр-Дам-де-Лоретт, в воротах респектабельного солидного дома, перед невозмутимым полицейским толпилось человек двадцать зевак.

Комиссар здесь?

— Его не было. у себя, когда нам сообщили. Здесь инспектор Лоньон.

Бедный Лоньон! Как он хотел отличиться! Но фатальное стечение обстоятельств не позволяло ему это сделать. Как только он брался за какое-нибудь дело, то сразу же сталкивался с Мегрэ, который перебегал ему дорогу.

Консьержки на месте не было. Лестничная клетка отделана под мрамор. Ступеньки покрывал темно-красный ковер, укрепленный медными прутьями. В нос ударил затхлый воздух, как будто здесь жили одни старики, которые никогда не открывают окон. Стояла мертвая тишина. Ни одна дверь не раскрылась, когда комиссар в сопровождении Жанвье проходил мимо. Только на пятом этаже они услышали голоса, а в квартире сразу увидели длинный и унылый нос Лоньона. Он разговаривал с маленькой толстой женщиной. Ее волосы были собраны в твердый кок на макушке.

Комнату, в которую они вошли, мутно освещал торшер с пергаментным абажуром. Воздух здесь был еще более спертый, чем на лестнице. Мегрэ почему-то показалось, что они вдруг перенеслись далеко от Парижа, на край света, где не дул свежий ветер, не было пешеходов, быстро идущих по тротуарам, клаксонов такси и разбрызгивающих грязь автобусов, которые с визгом тормозили на каждом углу…

В комнате было так жарко, что Мегрэ сразу же снял пальто.

— Где она?

— В спальне.

Первая комната была чем-то вроде гостиной, вернее, когда-то служила ею. Здесь были нагромождены вещи, давно утратившие свой первоначальный облик. Так обычно выглядят квартиры, в которых имущество продается с молотка за долги хозяина.

Всюду валялись бутылки, и Мегрэ заметил, что все они были из-под дешевого красного вина, какое вливают в себя, заедая колбасой, рабочие на стройках. И колбаса нашлась здесь, но лежала не на тарелке, а на замасленном куске бумаги, а на ковре валялись обглоданные куриные кости. Сам ковер был вытертый и невероятно грязный, как и все остальное. Стул — без одной ножки, из кресла торчала волосяная набивка, а бумажный абажур был темным от пыли и давно утратил свою первоначальную форму.

В спальне, на кровати без постельного белья лежал труп. Его верхнюю часть едва прикрывала старая кофта. Ниже пояса тело было нагое, вздутое и отвратительно белесое.

Мегрэ сразу же увидел маленькие синяки на бедрах и понял, что найдет здесь шприц. И нашел. Два. У одного была сломана игла, он лежал на ободранном ночном столике

Умершей было минимум шестьдесят лет. К трупу не прикасались, так как врач еще не приехал. Но не вызывало сомнений, что женщина умерла уже давно.

Обшивка матраца, на котором юна лежала, была вспорота. И здесь было полно бутылок, остатков еды, а в центре комнаты стоял полный ночной гор шок.

— Она жила одна? — спросил Мегрэ у консьержки

Та кивнула головой, поджав губы.

— Часто принимала гостей?

— Если бы кто-то к ней приходил, она. наверное, привела бы в порядок этот кошмар, нет?

И, как бы чувствуя свою вину, она добавила:

— Я здесь первый раз за последние три года.

— Графиня вас не пускала?

— Это я не могла себя заставить зайти в этот свинарник.

— У нее не было экономки или прислуги?

— Никого. Только подруга, такая же чокнутая, как она, приходила иногда.

— Вы ее знаете?

— Не знаю по фамилии, но часто встречаю в нашем квартале. Она не пала еще, слава богу, так низко. Во всяком случае, когда я ее видела в последний раз.

— Вы знаете, что ваша жилица употребляла наркотики?

— Я знала только, что она ненормальная.

— Вы уже здесь работали, когда она сняла квартиру в этом доме?

— Если бы… Тогда бы этого не было. Я и мой муж служим три года. А она живет уже лет восемь. Я делала, что могла, чтобы ее выселили…

— Она в самом дела графиня?

— Вроде того. По крайней мере, жена графа. Но до замужества точно была никем.

— У нее есть деньги?

— Может быть? Ведь не с голоду она умерла.

— Вы не видели, как к ней кто-то приходил?

— Когда?

— Прошлой ночью или сегодня утром.

— Нет. Ни ее подружки, ни этого молодого человека здесь не было.

— Что это за молодой Человек?

— Такой худенький, вежливый, болезненный. Называл ее тетушкой.

— Его фамилии вы тоже не знаете?

— Меня ее дела не касаются. Все остальные жильцы в этом доме — приличные люди. На втором этаже живет семья, которой почти никогда нет в Париже. На третьем — генерал в отставке. Видите, что это за дом. А она была такая грязнуля, что я затыкала нос, когда проходила мимо ее двери.

— Она никогда не вызывала врача?

— Не скажу точно… Два-три раза в неделю, когда одуревала от этой сивухи или неизвестно от чего. Наверно думала, что вот-вот умрет и тогда звонила. А он ее хорошо знал и не очень торопился.

— Это окружной врач?

— Доктор Блош, живет через три дома.

— Вы уведомили его, когда нашли труп?

— Это не мое дело. Я вызвали полицию.

— Жанвье, позвони доктору Блошу. Пусть срочно придет.

Жанвье долго искал телефонный аппарат и нашел его в третьей небольшой комнатке. Он одиноко стоял на полу среди валявшихся вокруг старых журналов и затрепанных книжек.

— Можно войти в дом так, чтобы вы не заметили?

— Как в каждый дом, — ответила она с кислой миной. — Я делаю свое дело, как все, а может, даже лучше других. Вы не заметите ни пылинки на лестнице.

— А здесь одна лестница?

— Есть вторая, для слуг, но ею никто не пользуется. Во всяком случае, и к ней нужно идти мимо привратницкой.

— Вы всегда на своем месте?

— Я отлучаюсь в магазин. Сторожа тоже иногда едят!

— Когда вы ходите за покупками?

— Пол девятого после прихода почтальона.

— Графиня получала много корреспонденции?

— Только проспекты. Торговцы, увидев ее фамилию в телефонной книге, думали о ней бог знает что и присылали целый ворох своих бумажек.

— Вы знаете Оскара?

— Какою Оскара?

— Какого-нибудь.

— Моего сына зовут Оскар.

— Сколько ему лет?

— Семнадцать? Он в обучении у столяра, на бульваре Барбе.

— Сын живет с вами?

— Конечно!

Жанвье повесил трубку и сообщил:

— Доктор на месте. У него еще два пациента. Закончит прием и придет.

Инспектор Лоньон демонстративно ничего не трогал и делал вид, что его не интересуют показания консьержки.

— Она получала извещения из банка?

— Никогда.

— А из дома выходила часто?

— Бывало, что по десять-двенадцать дней вообще не показывалась. Я даже подумывала, что она умерла, так тихо у нее было. Наверно, гнила в своей грязной постели, в поту и вони. И вдруг одевалась в плащ, шляпку и перчатки и можно было ее вправду принять за даму. Хотя она всегда выглядела полупомешанной.