Стивен Кинг - Сияние

– Мы отправимся на рыбалку. Возьмем напрокат катер и поплывем ловить рыбу, как в прошлом году на озере Чэттертон. Ты, я и твой папа. И быть может, ты поймаешь большого окуня нам на ужин. Или не поймаешь ничего, но уж повеселимся мы на славу.

– Я люблю тебя, мамочка, – сказал он, прижимаясь к ней крепче.

– О, Дэнни, я тоже так сильно тебя люблю!

А снаружи продолжал завывать и плакать студеный ветер.

Примерно в половине пятого, когда солнце начало клониться к закату, крики снизу стихли.

Они оба забылись тревожным полусном. Уэнди, по-прежнему обнимавшая Дэнни, не проснулась. А вот Дэнни очнулся. Странным образом тишина казалась ему куда более зловещей, чем непрерывные вопли и удары в крепкую дверь кладовки. Наверное, папа опять уснул? А вдруг умер? Или с ним случилось что-то еще?

(Неужели он выбрался наружу?)

Пятнадцать минут спустя тишину нарушил громкий металлический скрежет и грохот. Что-то гудело и со скрипом вращалось. Уэнди вскрикнула и проснулась.

Лифт вновь пришел в движение.

Они прислушивались к его звукам, прижавшись друг к другу с широко распахнутыми от страха глазами. Кабина ездила с этажа на этаж, трещала решетка, большая латунная дверь с шумом открывалась и закрывалась. Доносился смех, пьяные возгласы, а временами – крики и звон разбитой посуды.

«Оверлук» опять оживал.

Он сидел на полу в кладовке, вытянув перед собой ноги, между которыми зажал коробку крекеров, и смотрел на дверь. Отправлял крекеры в рот один за другим, но не потому, что любил их, а просто чтобы чем-то подкрепиться. Когда он выберется отсюда, силы будут ему нужны. Ох как нужны!

В этот конкретный момент он чувствовал себя несчастным, как никогда в жизни. Его мозг и тело пронизывала мучительная, просто неописуемая боль. Голова раскалывалась и пульсировала от чудовищного похмелья. Все сопутствующие симптомы тоже были налицо: во рту словно эскадрон ночевал, в ушах стоял нескончаемый звон, сердце налилось тяжестью и билось, как большой оркестровый барабан. К тому же саднили оба плеча, которые он поранил в безуспешных попытках выломать дверь, а в глотке щипало и першило от долгих пронзительных криков, которые тоже оказались совершенно напрасными. На правой руке красовался порез о дверную ручку.

Но когда он выберется отсюда, кое-кому сильно не поздоровится.

Он продолжал запихивать в себя крекеры, отказываясь внимать протестам желудка, которому хотелось исторгнуть все наружу. Вспомнил, что в кармане лежит экседрин, но решил повременить и дождаться, чтобы желудок успокоился. Какой смысл принимать лекарство, если рискуешь тут же проблеваться? Правильно, шевели мозгами, шевели. Пускай в ход знаменитый интеллект Джека Торранса. Разве ты уже не тот парень, который совсем недавно собирался зарабатывать мозгами себе на жизнь? Джек Торранс – признанный драматург, удостоенный первого места в ежегодном рейтинге, составляемом нью-йоркскими театральными критиками. Джон Торранс – прославленный литератор, крупный мыслитель-философ, а к семидесяти годам – лауреат Пулитцеровской премии за трехтомник мемуаров «Моя жизнь в XX столетии». Чтобы сбылась хотя бы часть всего этого дерьма, нужно уметь пользоваться мозгами.

А если у тебя работают мозги, ты всегда знаешь, где можно напороться на ос.

Он сунул в рот очередной крекер и разжевал его.

Как ему сейчас казалось, в конечном счете все свелось к тому, что они в него не верили и не доверяли ему. Они не поняли, что он лучше знает, чего они хотят и как добиться этого. Жена всегда пыталась подчинить его себе. Сначала вполне допустимыми

(хотя едва ли)

методами, а потом с помощью коварства и обмана. Когда ее мелочные придирки и жалкие аргументы оказались бессильны против его сокрушительной логики и разума, она настроила против него сына, пыталась убить его ударом бутылки, а затем заперла. И где? В продуктовой, мать ее, кладовке!

Но едва слышный внутренний голос не умолкал.

(Все так, но откуда же взялось спиртное? Не в этом ли заключается главный вопрос? Ты прекрасно знаешь, что с тобой происходит, когда ты пьешь. Ты все испытал на собственной шкуре. Выпив, ты теряешь способность рассуждать здраво.)

Джек швырнул пачку крекеров через небольшое помещение. Она ударилась о полку с консервированными супами и упала на пол. Он посмотрел на коробку, вытер губы, а потом взглянул на часы. Почти половина седьмого. Он провел здесь уже несколько часов. Его заперла жена, и он провел в заточении уже много бездарных часов.

Он начинал думать, что стал намного лучше понимать проблемы своего отца.

Теперь до Джека дошло, что он никогда не задавался вопросом, что послужило главной причиной превращения его папочки в горького пьяницу. А на самом-то деле… Если посмотреть в корень и принять во внимание то, что его бывшие ученики называли «бытовухой»… разве не стоило искать объяснение в личности женщины, на которой он женился? Мягкотелая, податливая… Тряпка, а не женщина, которая вечно слонялась по дому с мученическим выражением на лице. Не она ли стала ядром, прикованным к ноге отца? Нет, сравнение хромает. Мать никогда не предпринимала активных попыток лишить отца свободы, как поступила с ним самим сейчас Уэнди. Нет. Судьба отца Джека была скорее сравнима с участью дантиста Мактига в финале великолепного романа Фрэнка Норриса: живого человека, прикованного наручниками к трупу посреди пустыни. Да, вот это намного точнее. Умственный и духовный труп, его мать была прикована к отцу узами брака. И все равно отец старался справиться с непосильным бременем и тащить это разлагающееся тело по жизни вместе с собой. Он, как умел, учил своих четверых детей отличать хорошее от дурного, прививал им дисциплину, а главное, воспитывал в них уважение к собственному отцу.

А они? Они отвечали ему черной неблагодарностью. И Джек тоже. И теперь пришло время расплаты за это: у него самого вырос неблагодарный сын. Но надежда умирает последней. Он так или иначе выберется отсюда. Они оба будут наказаны, и очень сурово. Уж теперь-то он знает, какой урок преподнести Дэнни, чтобы однажды его взрослый сын не повторил отцовскую ошибку.

Он вспомнил тот воскресный ужин, когда отец тростью избил мать прямо за столом… Как они все тогда испугались! И только сейчас он начал понимать неизбежность и необходимость случившегося. Его отец, конечно же, только изображал из себя пьяного, а под этой маской прятал острый и проницательный ум, улавливая малейшее проявление неуважения к себе.

Джек на четвереньках добрался до пачки крекеров и снова взялся за них, усевшись спиной к двери, которую его жена столь предательски заперла. Интересно, размышлял он, что именно заметил в тот раз отец, на чем поймал ее, играя свою нехитрую роль? Быть может, она передразнивала отца у него за спиной? Или показывала язык? Демонстрировала неприличные жесты? Или просто смотрела на него презрительно и нагло, в простоте своей думая, что он слишком пьян и ничего не видит? Впрочем, что бы она ни делала, он поймал ее и подверг жестокому наказанию. Жаль, что понять и оценить отцовскую мудрость Джек смог только сейчас – через двадцать лет.