Майк Гелприн - Фантастика и Детективы, 2014 № 10 (22)

Эйси, подобрав юбки, заспешила за ним, — мужчина шагал широко и быстро.

— Ну так что? — закричала она. — Согласен?

— Сказал же, — не буду.

— Да не это, глупый! — Эйси догнала его и пристроилась рядом. — Яму вырыть согласен?

— Нет. Не согласен.

— А отец тебе четыре веса даст. А ещё — кормить едой будет и в баню пустит, и спать на сеновал. А?

Мужчина вышел на дорогу, затем, остановившись, задумался.

— Четыре говоришь?

— Ага. Согласен?

— А чего так много? И что, в деревне у вас больше никто копать не умеет?

— Так колодец-то проклятый! — пояснила Эйси. — Кто ж его копать-то из своих будет! Да ты не бойся! — засмеялась она. — Никакой он не проклятый, это только так говорят, что если Смотрящая кошку дохлую в колодец бросит, то он теперь проклятый. Ничего он не проклятый! То есть, тот, в который я Вилионеру зашвырнула, — он-то проклятый, конечно, а тот, который ты рядом выкопаешь — обычный будет, понятно?

— Чего? — мужчина помотал головой. — Кого ты зашвырнула?

— Виилионеру, кошку мою. Ты что, глупый?

— А зачем ты её туда зашвырнула?

— А чтоб знали, — Эйси нахмурилась. — Сестре пса подарили, тот мою кошку и задрал. Вот я и бросила, чтобы неповадно было.

— Ничего не понимаю. Так ты что, Смотрящая?

— Вот и я им говорю, что нет! Но все же знают, что я четыре года у госпожи Ги в помощницах бегала, вот и устроили переполох в курятнике, ей-боже, дурачьё! Меня отец ей отдал только потому, что у меня глаза разные и потому что больше никто брать не захотел. А не брал никто потому, что дурная. Вот я у неё и бегала, понимаешь? А теперь никто колодец копать не хочет из-за того, что через год потом помрёт, потому что проклятие кошкино настигнет, а я-то и не Смотрящая совсем, откуда тогда проклятие? Но всё равно боятся все, вот отец и послал меня рабочего искать, потому что это я кинула, а я через лес пошла, потому что мне суждено от стрелы умереть, понимаешь?

Мужчина откашлялся. Затем провёл рукой по лицу, посмотрел по сторонам.

— Слушай, — сказал он. — Шла бы ты куда подальше, а?

— Ну ты чего, забоялся что ли? Я же говорю, — всё это не по-настоящему. Я б сама выкопала, да с детства слабая, даже когда госпоже Ги могилу копала, полдня угробила, а колодец целый год буду рыть. Да и не умею. Тебе что, может, деньги не нужны? Ты же бродяга!

— Так, — мужчина поднял ладонь, будто защищаясь от её тирады. — Погоди. Ты хочешь сказать, что кто-то заплатит четыре веса за один колодец, и это потому, что ты в старый колодец кошку кинула?

— Ну да.

— А из старого кошку достать никак?

— Я ж говорю, — он проклятый!

— Но ты же говорила, что ты не…

— Да и засыпали его уже от греха-то…

Мужчина посмотрел на север, где вдалеке виднелась деревня.

— Эта, что ли?

— Ага.

— Четыре веса?

— И еда! И баня!

— А не врёшь?

Эйси задрала подбородок, поджала губы, затем плюнула на ладонь и протянула в его сторону.

— Да чтоб я девкой сдохла, если вру!

— Дурная, — кивнул мужчина и пошёл в сторону деревни. — Точно дурная.

— Эй, ты куда? — Эйси, продолжая держать перед собой руку, зашагала за ним. — Так ты согласен или нет?

— Согласен.

— Тогда пожми руку!

— Не буду я тебе руку жать. Ты на неё плюнула.

— Но ведь это такая традиция бродяжья! — не сдавалась Эйси. — Ты должен, иначе сделка не считается совсем!

— Я сделку с твоим отцом заключать буду, не с тобой.

— А со мной, значит, брезгуешь?

Мужчина вздохнул. Эйси некоторое время шла с вытянутой рукой, затем пожала плечами, вытерла её об юбку и догнала его.

— А тебя как зовут-то? — спросила она. — Меня вот — Эйси.

— Уэспер.

Эйси задумалась.

— Это как Уэйси что ли? — спросила она.

— Нет. Это как Уэспер.

— Знаешь, что я думаю? — спросила Эйси, внимательно его разглядывая, — Я думаю, что ты весьма странный мужик, Уэйси.

Уэспер не ответил, но зашагал чуть быстрее.

— Ты, что ли, Уэйси?

Уэспер, перестав ковырять ногой землю на месте бывшего колодца, повернулся. Дородный мужчина с заросшим рыжей бородой лицом, стоя неподалёку, рассматривал его сквозь полуприкрытые глаза. Заметив висящую у него на шее печать, Уэспер слегка склонил голову.

— Господин Голова…

— Тан чанбыр. — Полуприкрытые глаза резво осмотрели одежду Уэспера. — Южанин? Здесь уже лет десять всех танами называют, не знал, что ли?

— Слышал… но думал, вам будет приятно.

— С чего это? — тяжело ступая, чанбыр подошёл к Уэсперу и, встав рядом, ковырнул носком сапога землю. — Видишь эту кучу? Вчера это был колодец. Ты, конечно, можешь называть эту кучу колодцем ещё лет десять, но от этого ничего не изменится. Думаешь, куче приятно, когда ей напоминают о том, что она когда-то колодцем была?

— Я не думал об этом, — Уэспер улыбнулся. — Может, вы и правы.

— Моя дочь сказала, что в лесу тебя нашла, это правда?

— Правда.

— Беглый?

— Нет. Но служил.

— Сразу видно. С какой стороны?

— А какая разница?

Чанбыр, вздрогнув всем телом, хмыкнул и шлёпнул толстой ладонью по спине Уэспера. Тот еле устоял на ногах.

— Это ты правильно говоришь, очень правильно. Какая теперь разница? — он ткнул пальцем в отмеченный колышками участок земли. — Рыть, значит, будешь здесь. Когда выроешь достаточно — дам в помощь Вука. Он, конечно, слабоумный, но вёдра доставать да обратно спускать сможет. Больше никто не согласится. Спать будешь, — толстый палец переместился вправо, — вон в том сеннике, покрывало тебе туда кинут. Есть будешь прямо здесь. В дом, сам понимаешь, пустить не могу. Захочешь помыться — скажи, воды тебе вскипятят. Расчёт получишь сразу, как яму выкопаешь, — палец вдруг взлетел вверх и ткнулся Уэсперу в грудь. — На дочерей моих даже не смотри, понял? Убью.

Уэспер кивнул. Палец ещё некоторое время упирался ему в грудь, а затем руки чанбыра опали, и он повернулся в сторону дома. С крыльца, крича, сбежала Эйси, с размаху пнула поилку, распугала кур и уселась на землю.

— Даже эту, — чанбыр посмотрел на Уэспера. — Она дурная совсем, но если обманешь — убью, понял?

— А что с ней не так?

— А сам не видишь, что ли? Проклята она, с детства. Родилась с разными глазами, мёртвая. Удушилась ещё в утробе. А потом задышала, всем на погибель. Дурная совсем. Однажды дом чуть не спалила. Потом мальчишке одному глаз палкой вышибла. Сестре младшей волосы сожгла. Смотрящая её себе забрала, хотела выучить, я аж обрадовался. А Эйси её через четыре года и отравила по дурости.

— Как отравила?

— Да так отравила. Смотрящая от женского живота траву заваривала, а эта дура травы и попутала. Эйси пыталась потом выходить, да куда ей, дурной. Схоронила Смотрящую, оставила деревню без лекарки, — он вздохнул и покачал головой. — Я её тогда в храм отдал — без толку. И года не продержалась — вышибли. Тогда и дурной кликать стали, а она, чуть что — драться. Теперь-то попривыкла. Пришлось к себе обратно принимать. Так она и здесь чудила, то одно, то другое. При этом, всегда как-то целой оставалась, даже когда в солдат камнями кидалась. А как узнала, что сестру замуж отдают — совсем озлилась.