Майк Гелприн - Фантастика и Детективы, 2014 № 10 (22)

8 мая 1961 г.

Путь от Шанхая до Марселя берёт полтора месяца, но клиент за скорость платил премиальные, и «Марьяж» уложился в пять недель.

Порт показался на горизонте под вечер.

При виде его Сюрприз выбрался из капитанской рубки, неспешно пересёк палубу и привычно пнул ногой по крышке люка в машинное отделение.

— Малый ход, — велел он образовавшемуся в проёме люка Истопнику.

Ту же команду можно было отдать, не утруждая себя — если проорать её в приобретённый год назад мегафон.

Сюрприз, однако, к техническим новинкам относился с недоверием. Дедовским способом — оно надёжней.

В полумиле от берега “Марьяж” встал на якорь. Рыбацкий баркас подвалил к борту, когда стемнело. Оттуда каркнули пароль, Сюрприз отозвался. Дюжина полотняных мешочков с белым китайским порошком поменяла хозяев. Баркас растворился в темноте, Сюрприз отправился в капитанскую каюту досыпать. Основное дело он сделал, теперь можно было ненадолго расслабиться.

Сюрпризом капитана прозвали за резкие, неожиданные решения, которые он иногда принимал. Последствия этих решений бывало нелегко предугадать, но до сих пор Сюрпризу везло, и считался он человеком надёжным. Настолько надёжным, насколько бывают люди его профессии. Был Сюрприз среднего роста и среднего же, эдак под сорок, возраста. Ещё был он сухопар, нетороплив и неразговорчив. А ещё его знали. В доброй сотне портов что Старого, что Нового света был капитан гостем хотя и незваным, но зачастую весьма полезным.

Едва рассвело, Сюрприз выбрался из каюты на палубу. На этот раз вместо заскорузлой робы он был наряжен в длиннополое, до щиколоток пальто цвета берлинской лазури и цилиндр из бобрового фетра. Под мышкой держал складную бамбуковую трость с янтарным набалдашником. С тростью капитан, сходя на берег, не расставался. Поговаривали, что в полости шафта притаился не обычный короткий клинок, который подобает носить приличным людям, а нечто, чему лучше на свет божий не появляться. Впрочем, назвать Сюрприза приличным человеком мало кому приходило в голову.

Приложив ладонь козырьком ко лбу, капитан полюбовался портом, переливающимся медью, латунью и золотом в лучах утреннего солнца. Десятки — мышь не проскочит — дирижаблей и аэростатов зависли над стрелами портальных подъёмных кранов, словно пчёлы над ульями. Хищно щерились стволами паровых пушек врытые в защитный мол батареи. Лениво качались на мелкой волне сторожевые и пароходы. Сюрприз поморщился — здесь явно готовились к очередной войне, а войну капитан не жаловал: она, как правило, препятствовала бизнесу.

— Погуляем, — осклабился, приблизившись, Умелец, первый помощник, второй помощник, боцман, штурман, матрос и юнга в одном лице. — Ох, и оторвёмся на берегу.

— Сначала дело, — напомнил Сюрприз.

— Само собой, — Умелец шумно выплюнул за борт жевательную резинку и незамедлительно забросил в рот новую. Жевать резинку он умудрялся даже во сне и в каждом порту усердно ею запасался. В остальном это был человек хотя и небольшого ума, зато работящий, неприхотливый и нетрусливый. А главное — верный человек, надёжный и преданный.

Сюрприз подобрал его на австралийском побережье. Случилось это на третьи сутки после того, как единственного наёмного матроса вынесли из припортового мельбурнского кабака ногами вперёд. Поэтому парохват вышел в море с неполной командой, и сиганувший в воду с прибрежного утёса детина звероватого вида пришёлся кстати. Опершись о фальшборт, капитан невозмутимо понаблюдал за детиной в бинокль, затем с полминуты лениво прислушивался к револьверным выстрелам с берега. Когда же детина, отчаянно отмахивая саженками, преодолел мелководье, Сюрприз оторвался от фальшборта, неспешно пересёк палубу и пнул ногой по крышке люка в машинное отделение. Через минуту дверца люка распахнулась, в проёме возникла чумазая рожа Истопника. Сюрприз, зевнув, велел глушить котёл и спускать на воду ялик. Через четверть часа детина был доставлен на борт. Полосатая роба, в которую тот был облачён, Сюрприза не смутила. Находящаяся неподалёку федеральная тюрьма для особо опасных преступников — тоже. Суетящихся на берегу людей в форме капитан проигнорировал. Истопник полез обратно в машинное, котёл взревел, ‘Марьяж’ плюнул из трубы дымом и развернулся к людям в форме кормой.

Пару месяцев спасённый от неправосудия детина проплавал с Сюрпризом безвозмездно — за пайку сухарей, место в подвесной койке и жевательную резинку. Капитан присматривался, а потом вместо того, чтобы списать найдёныша на берег, неожиданно предложил тому кличку Умелец, членство в команде и долю в дележе. Ни разу не державший в руках денежную купюру крупнее двадцати долларов и с младенчества не плакавший Умелец растрогался так, что на глазах у него выступили слёзы. Таким образом, численность команды парохвата вновь увеличилась до трёх человек, а Сюрприз избавился от хлопотных обязанностей обоих помощников, боцмана, штурмана и юнги. Как выяснилось, Умелец прекрасно справлялся со всем этим в одиночку.

К марсельскому грузовому причалу “Марьяж” пришвартовался к полудню. Истопник выполз из машинного отделения и заковылял по палубе. Был он приземист, коренаст, хром и носат. А также от грязи и угольной пыли чёрен. Полностью отскрести грязь возможным не представлялось, в лучшем случае удавалось отмыть её частично, так что на берег Истопник сходил на манер зебры — крашенным в чёрно-белую полосу.

В прошлом был он человеком учёным и, если не врал, даже преподавал гидродинамику в венском университете, откуда его и выставили за неумеренное пристрастие к алкоголю. В паровых котлах, тем не менее, Истопник разбирался отменно, поэтому Сюрприз, зачислив его в компаньоны, нетрезвый образ жизни некоторое время терпел. Потом, когда бутылка коллекционного коньяка, приобретённая в Париже за большие деньги, неожиданно приказала долго жить, терпение истощилось. Сюрприз лично спустился в машинное отделение, разбудил компаньона лёгким пинком, за шиворот выволок на палубу и выбросил за борт. С четверть часа капитан невозмутимо наблюдал, как судовой механик, барахтаясь в волнах, на глазах трезвеет. Потом, когда протрезвевший начал тонуть, смилостивился и кинул спасательный круг. Истопника вытащили, с тех пор на борту воцарилась трезвость. Неизменно превращавшаяся в беспробудный запой, стоило механику сойти на берег. Свою долю в дележе он пропивал принципиально. Полностью, до цента, так что на борт возвращался счастливым и просветлённым.