Тед Косматка - Мерцающие

Я снова стал следить за дорогой. За вьющейся серой лентой.

Через несколько минут я вскинул голову, проснулся – машина цепляла обочину, скорость зашкаливала за девяносто. Я притормозил до семидесяти и встряхнул головой в попытке смести паутину с мозгов.

Лента раскручивалась. Еще несколько миль. Бурые заросли на краю невысокой стены каньона наконец отступили. Красная пустыня без конца.

За рулем я постепенно начал ощущать, что нас двое. Один правил, а второй дремал, и я вдруг увидел скачущего по бурьяну зайца – он огромными прыжками шел вровень с машиной. Мистическая чернота в знойном мареве, неуловимая для глаза, но ощутимая иным чувством: толчки длинных ног, красный язык вывален из хитро ухмыляющейся пасти, а за ним, щелкая зубами, гнался койот, и я был этим койотом, и я был зайцем, и я был водителем, а женщина на заднем сиденье была никем и нигде, не была даже собой.

Шины взвизгнули на повороте, и я проснулся рывком, крутанул руль – слишком сильно. Меня отбросило на спинку кресла, и я, окончательно придя в себя, справился с управлением.

Мерси проснулась, но ничего не сказала.

Пока она вела машину, я спал.

Через три часа она меня растормошила:

– Подъезжаем.

Я открыл глаза на изломанную пустыню. Низкие холмы. Ничего не изменилось. Я не понимал, откуда она знает.

– Далеко еще?

– Двадцать минут, а может, и меньше.

– Сколько раз ты здесь была?

– Однажды, – ответила Мерси. – Год назад.

Притормозив, она свернула с большой дороги на пыльный проселок, терявшийся за гребнем. Каменистая почва поросла бурой травой.

– И не собиралась возвращаться.

Машина выбралась на следующий гребень. Дорога уходила вдаль – бурая пыльная полоска тянулась на несколько миль по перегибам, а потом растворялась в мареве. Мерси снизила скорость до двадцати миль в час, но не остановилась.

– Почему ты осталась с Викерс? Могла ведь уйти?

– В смысле жить обычной жизнью?

– Да. Не так уж это плохо.

Я наблюдал за ней. Мерси покачивалась в такт тряске на неровной дороге. Здесь бы ездить на полноприводных.

– Почему ты решил, что могла бы?

Я взглянул на ее кисть на руле. На обрубленные пальцы.

– Что у тебя с рукой?

Она проследила мой взгляд.

– Не помню.

– Как это можно – не помнить?

– Это не самое худшее. Я потеряла много больше. – Она вытянула перед собой искалеченную руку. – А вот что я помню. Помню, как они рвали меня на части. Играли со мной, как ребенок, отрывающий мухе крылышки. Помню, как умирала – постояла на самом краю.

Машина качнулась на подвеске – мы одолели еще одну глубокую рытвину. Я не понимал.

– Ты помнишь то, чего не было?

Мерси смотрела вдаль сквозь мутное ветровое стекло.

– Было. Там как будто трещина, а мир тебя тянет, и ты вдруг оказываешься на другом пути – на пути, где я выжила, а не умерла, и отделалась этой рукой, – которую теперь не узнаю.

Она угрюмо рассматривала собственную ладонь.

– Как «тянет»? Кто тебя вытянул?

– Мир. Он вроде как отредактировался. После раскола.

Мне вспомнился Стюарт. «По-моему, иногда она путается».

– В таких случаях, – продолжала Мерси, – запоминаешь в основном тот путь, с которого вышел. А не тот, на который тебя притянуло. Хотя кое-что просачивается. Вроде проблесков воспоминаний. Но они словно бы о том, что было не с тобой. Вот это… – она приподняла ладонь, – случилось с кем-то другим.

– А выглядит будто с тобой.

Она покачала головой.

– С другой версией меня. Со мной было намного хуже.

Мы миновали поворот и выехали на полого уходящую вниз равнину, которая открылась вдруг на много миль.

Рассказывают, как люди гибли в пустыне, когда у них ломалась машина. Я легко верил таким историям. Люди зависят от милости своих инструментов.

Ландшафт был пустынным – сухим, бесприютным. Бурьян, камни и низкие увечные деревья. Я прищурился, всматриваясь сквозь грязное окно.

Что-то стояло впереди, примерно в полумиле.

Мерси тоже увидела. Она остановила машину и плеснула на ветровое стекло моющим средством. Драгоценная жидкость стекала, оставив в пыли полоски.

Ярдов тридцать между низкими холмами – там земля была зеленее, поросла травой и цветами, а над ней зонтиком распростерлось огромное корявое дерево – редкость в этой засушливой стране, и под его ветвями притулился маленький ветхий трейлер, колебавшийся в летнем мареве.

Мы насмотрелись на такие трейлеры за последние дни – их было много на окраинах городков. Часто их окружали горы мусора и разбитые машины. Но этот стоял посреди пустыни.

– Ничего не изменилось, – сказала Мерси.

Она тронула машину с места, и мы стали медленно подниматься по пологому склону. Когда подъехали, я лучше рассмотрел трейлер. Первоначальный цвет замазали белой краской, чтобы он не перегревался на солнце. Никелированные части под слоем грязи стали матовыми от ударов песчинок. Даже окна помутнели – старческая глаукома, будто окна слишком много повидали на своем веку и больше не желали видеть. Вокруг валялись обломки. Лежало на боку широкое «кресло влюбленных». И стояли две машины, из которых только одна, казалось, принадлежала этой жизни – знакомый серый седан Викерс. На передней панели виднелась вмятина. Значит, она все же добралась. Колеса второй машины ушли в землю, она по брюхо увязла в красной пыли. Розоватые бока когда-то, наверное, были красными. Еще я заметил тачки, и велосипеды, и большие помятые железные ведра.

Передняя дверца трейлера оказалась открыта жаре. Жалюзи криво покачивались на ветру.

Мерси остановила машину в тридцати ярдах.

Я заглянул ей в лицо и увидел страх. Она не хотела подъезжать ближе.

– Что это за место?

– Последнее из наших укрытий, – сказала она. – Сюда Викерс привозила Хеннинга, здесь его выхаживала.

Мы остались сидеть. Мотор работал вхолостую.

– Мы не для того так долго ехали, чтобы здесь застрять, – напомнил я.

Она покачала головой.

– Машина пусть останется здесь – вдруг что-то пойдет не так.

– А если и правда пойдет не так?

Мерси поразмыслила над вопросом.

– Может, кто-то из нас до нее доберется.

Я покосился на нее.

– Вряд ли что-то изменится от того, где мы ее оставим.

Ей не хотелось подъезжать ближе, но и отказываться не было смысла.

– Все будет хорошо, – проговорил я. Конечно, это могло оказаться ложью. Ничего я не знал.

Она нажала кнопку управления окнами.

Было три часа, самый зной уже спал, но все равно в открывшиеся окна влился убийственный жар. Как бы не сто пять градусов. Страшно подумать, что творилось в трейлере.

Мерси нажала на газ и подала машину вперед. Остановилась в тени дерева и, выключив мотор, полезла под водительское сиденье, достала пистолет. Она сунула его за пояс на спине и прикрыла рубашкой.