Галина Романова - Большие проблемы маленькой блондинки

— Увидимся, а?

Игорек с красным и влажным лицом торопливо натягивал спортивные штаны и все путался в выскальзывающей из пальцев плетеной веревочке, на которой его штаны держались. Приглаживал волосы, застегивал до самых зубов ветровку и все смотрел и смотрел на Светлану с возрастающим обожанием.

— Ты супер, Нинок! Ты просто супер! — выдохнул он ей уже в спину, когда Светлана подхватила пакет и начала подниматься. — Так я подъеду завтра, а?

— Валяй, — едва слышно обронила она, но тот услышал, победно закивал и поспешил на улицу.

Светлана, еле переставляя ноги, поднималась по лестнице и с обычной после занятий сексом расслабленностью мысленно рассуждала о суетности и никчемности мужского естества.

Ну что бы вот, казалось, надо этому Игорю? Ведь только из-под теплого бока своей законной супруги выбрался. Даже рожу умыть не успел и рубашку напялить, а тут же полез под чужую юбку! Ну не сволочь?

Ей-то что. Он у нее не первый и не последний. А ему? Неужели не противно иметь грязную девку, выползшую едва ли не на четвереньках из кустов ранним утром, под грязной заплеванной лестницей, а? Неужели похоть так сильна, что всему остальному в мужской башке нет места? Нет, не хотела бы она быть замужем. Точно не хотела бы. Уж повидала она на своем веку и женатиков, и холостяков, знает, что, кого и насколько долго любят они. Хотя бы и Женька и все ему подобные.

Нет, ее предназначение в другом. Совсем-совсем не в том, чтобы умасливать вечно брюзжащих, вечно недовольных тобой и вечно косящих на сторону мужиков. Фиг вам, господа хорошие!

Ее предназначение в… материнстве. Кто бы узнал, рассмеялся бы, а то и пальцем у виска покрутил, и уж не поверил бы никто, это точно. А она вот лично верит, что будет очень хорошей матерью своему ребенку. И она точно знает, какой именно должна быть идеальная мать. Недаром же она мечтала о такой все свое безрадостное, никому не нужное детство.

Пристроив пакет с продуктами между ног, Светлана порылась в своей сумочке. Нашла ключ от двери, вставила его в замок и привычно повернула вправо дважды. Дверь распахнулась, она вошла и почти тут же, прямо у порога, увидела заваленный продуктами кухонный стол возле окна. Увидела, обрадовалась и тут же подосадовала на себя. Не стоило так тратиться: каждая копейка же на счету. А с другой стороны, кто же знал, что он вернется к этому моменту. Мало того что вернется, так еще милостиво соблаговолит ее покормить, простив все. Так еще и душ, кажется, принимает, потому как вода в ванной шуршит. А это значит, что на сегодня интимом под лестницей она не ограничится. Продолжение следует.

Она швырнула пакет с продуктами рядом с помидорами, апельсинами, банками с чем-то дорогим и вкусным, колбасой. Вернулась в прихожую и только тогда сняла с ног босоножки на высоком каблуке. Расслабленно шевельнула пальцами, прислушалась. Кажется, душ перестал шуршать о клеенчатую шторку. Значит, сейчас он выйдет и увидит, что она здесь.

Обрадуется или нет? Скорее зол на нее. Может, даже орать начнет, может, даже и ударит. Такое случалось. А значит, надо бы подготовиться.

Светлана, не мешкая, сняла юбку. Бросила ее в угол. Туда же следом отправила и футболку, и потный лифчик. Осталась в одних трусах. Потом подумала и зашвырнула и их в угол тоже.

Теперь-то как? Теперь-то можно рассчитывать на прощение или нет?

Щелкнул шпингалет. Дверь медленно начала открываться. И уже через мгновение она обрадованно воскликнула:

— Привет, мой хороший! Ты представить себе не можешь, как я рада тебя видеть! Я жутко скучала, а ты?..

Ситуация была нелепой до абсурда. Нелепее и не придумать.

Ее муж вернулся из следственного изолятора, а она — в объятиях незнакомого ему мужика. Именно так, кажется, Масютин и сказал, рванул в их спальню и сразу, не разобравшись что к чему, принялся хватать с полок свои вещи.

— Женя! Женя, опомнись, ну что ты делаешь?! — прошептала она треснувшим голосом, входя в спальню и плотно прикрыв за собой дверь.

— Я что делаю?! Я делаю?! Я или ты?! — прошипел Масютин гневно и отвернулся, уткнулся в сумку и начал бестолково перекладывать с места на место носки.

Кажется, это уже было? Кажется, он уже уходил от нее, и что из этого вышло? Дерьмо же сплошное вышло!

Именно это он и прошипел, с визгом застегивая «молнию» на сумке. Жанна расслышала и поняла это по-своему, тут же вспыхнув.

— Это ты меня втянул в дерьмо, дорогой! Ты!!! Если бы не ты, я была бы счастлива и ждала бы теперь возвращения своих детей, а вместо этого я…

— Кстати, как они? — отреагировал он с вялым оживлением.

— Кстати, нормально!

И она вышла из спальни, просто потому, что не могла там стоять и препираться с ним, как последняя идиотка. Разве так она видела их встречу? Разве о том они должны были говорить?

Нет! Он для начала должен был хотя бы извиниться. А уж потом…

А потом она рассказала бы ему, как скучала, как любила и любит и как пыталась его спасти. И тот мужчина, которому она стучала в грудь кулаком и плакала, выговариваясь, совсем не то, что он — Женька — подумал. Это не ее любовник, утешитель, друг и прочее. Это просто Стас Щукин — несчастнейший из несчастных человек. Просто вышел у них разговор за жизнь. Он ей про свою, кривую и ломаную. Она ему про свою. И под конец так разошлась, что расплакалась, и себя, и его жалеючи. Тут Масютин и вошел. Вошел, приткнул плечом притолоку. Ехидно уставился и даже жиденько поаплодировал.

Им бы стоять, как стояли. А они вместо этого отскочили друг от друга, словно вспугнутые воробьи. Тут ехидства прибавилось и…

Теперь вот Масютин снова собирает вещи. Теперь, видимо, уходить собрался насовсем.

Она вошла на кухню и, не глядя на Щукина, прошептала:

— Вещи собирает!

— Зачем? — тот не понял, думая совсем о другом, о том, к примеру, как и где искать Светку.

— Уходить собрался.

Жанна подошла к окну, выглянула во двор, нашла взглядом несчастную собаку и улыбнулась через силу. Псина спала. Сыто, мирно спала, уложив лохматую морду на сильные лапы. Жанна ведь ее сегодня снова кормила. Вытащила последнее, что оставалось в холодильнике из съестного, и выволокла на улицу.

Псина ее узнала! Впервые со дня смерти хозяина подскочила, и заплясала вокруг, и хвостом замотала из стороны в сторону. И не голод тому был причиной. В сторону колбасных остатков псина поначалу даже и не взглянула. Она обрадовалась именно ей — Жанне. Присев на корточки, Жанна гладила ее за ушами и говорила с ней о чем-то. Так, всякую ересь несла, чтобы просто не молчать и медленно не сходить с ума. А та слушала и, казалось, понимала. Глазищи огромные, умные и, главное, внимательные. Такое бы внимание да мужу ее…

— Куда уходит, я не понял? — Стас перестал крутить зажигалку, тупо глядя на ее хаотичное мелькание.