Татьяна Устинова - Хроника гнусных времен

Сергей покосился на него – не смеется ли, но Кирилл не смеялся.

– Я и тебе говорю только потому, что ты чужой человек. А наши, если узнают, засмеют.

Кирилл неожиданно пришел в раздражение от того, что он – чужой человек.

– Я понимаю, можно скрывать, что ты – запойный алкоголик. А тут-то чего скрывать?

– Мама всегда напоминает мне, что я не похож на отца. Он был… русский офицер. Чувство долга, любовь к отечеству, в плечах косая сажень, перед обедом стопку и так далее. Я совсем другой.

– Ну и что? Я тоже совсем другой. На отца не похож. И что мне теперь делать?

– Что тебе делать, не знаю, – сказал Сергей довольно резко, – а я не хочу, чтобы все знали, что я даже глотка выпить не могу. Ладно бы у меня удушье начиналось, как у тети Александры, а то – чесотка! Смешно.

– Это смешно в десятом классе, когда все начинают пить портвейн, а ты не начинаешь, – сказал Кирилл, все еще раздраженный “чужим человеком”, – в нашем возрасте это не смешно.

– Все равно я не хочу, чтобы об этом знали.

– Да никто и не узнает! Мог бы мне не сообщать, раз уж это такая страшная тайна.

Он закрыл шкаф и сел на ковер перед камином. Виски согревалось у него в ладони, приятно пахло. Пахло еще чем-то, то ли остывшим пеплом, то ли жженой бумагой, и Кирилл посмотрел в камин.

Он глотнул виски и посмотрел еще раз.

– Сереж, – спросил он рассеянно, – ты не знаешь, когда топили камин?

– Зимой, – буркнул Сергей – Чего его топить, когда все время тридцать градусов? Хорошо хоть дождь пошел, а то бы мы точно завтра угорели от жары.

Вряд ли горстка серого пепла лежала на чистой подставке с зимы.

Поставив стакан на ковер, Кирилл ткнул пальцем в рассыпающуюся пепельную горку. На пальце остался серый след.

Что там сожгли? Когда? Кто?

По всем детективным правилам в уголке непременно должна была остаться несгоревшая бумага, а на ней – загадочный обрывок, многозначительный и все объясняющий.

Кирилл посмотрел – обрывка не было.

В коридоре громко разговаривали и препирались – Настя провожала Мусю домой и предлагала ей остаться, раз уж на улице такой дождь, а Муся не соглашалась, тихо, но уверенно.

Сергей снова бросил свою книгу на диван и поднялся.

– Пойду посмотрю, – пробормотал он, не глядя на Кирилла, и выскочил за дверь.

Пошел провожать даму сердца и целоваться с ней под дождем. Очень романтично и очень в духе человека, который не выносит спиртного и при этом делает вид, что пьет из одной рюмки, а сам выплевывает в другую.

Зашла Настя, посмотрела на Кирилла и села рядом на ковер.

– Что ты пьешь?

– Виски из запасов твоей бабушки. Хочешь?

– Нальешь?

Он сунул ей свой стакан.

– Можешь глотнуть отсюда. Насть, ты не знаешь, когда топили камин?

Она осторожно пригубила виски и посмотрела в камин.

– Вроде давно, а что? После бабушки точно не топили, а когда она топила, не знаю.

– Ты в нем ничего не жгла?

– Нет, Кирилл. А что такое? Он взял ее за шею под волосами и повернул голову в сторону камина.

– Там пепел. Видите, дорогая наблюдательная мисс Марпл? Откуда пепел, если камин не топили?

– Не знаю. Откуда?

Он засмеялся и погладил ее шею под волосами.

– И я не знаю. Вот видишь, у тебя спрашиваю.

– Ты думаешь, это имеет отношение… к нашим делам?

Кирилл притянул ее голову к себе на плечо и заставил сидеть тихо.

– Вполне возможно. Очень трудно определить сразу, что имеет отношение к нашим делам, а что не имеет.

– А Сонино ожерелье имеет? Пусти, Кирилл, мне так неудобно.

Он отпустил ее шею, и руке сразу стало холодно.

– Куда ты побежал с террасы? Ты что, думаешь, что это какая-то ошибка и на самом деле оно ценное?

– Я не знаю, ценное оно или нет. Просто я был уверен, что в полвосьмого никто не станет звонить из ювелирной конторы. Скорее всего они работают как раз до четырех, да и то не каждый день. Мой мобильный у меня в кармане. Другой мобильный есть только у Светы. Она говорила по мобильному, когда я ее подслушал. Я проверил Светин мобильный, и оказалось, что именно с ее телефона звонили сюда в полвосьмого.

– Как?!

– Да так. Мы с тобой слышали звонок, когда ты бросила меня на кровать. Или за несколько секунд до этого.

– Я тебя на кровать не бросала!

– Теперь остается выяснить, кто именно звонил. В принципе это мог быть кто угодно. Тетя Нина, например. Когда мы пришли, твоя мать сказала, что она лежит. Она на самом деле лежала или звонила по Светиному телефону?

– У тебя паранойя.

– Или Сергей? Где в это время был Сергей? Я предложил ему поехать к ювелиру, но он отказался. Сказал, что без Сониного согласия ничего предпринимать не станет. Почему? Очевидно, что Соня никакого согласия не даст. Почему он не хочет ничего выяснять?

– Потому что не хочет Соня, – сказала Настя, враждебно глядя на Кирилла.

Его самоуверенность и легкость, с которой он говорил о ее родных, обвиняя их в очередной гадости, казались ей отвратительными. Он не смел говорить о них так, как будто они пауки в банке, готовые истребить друг друга, а он осторожно поднимает за лапку то одного, то другого и с удовольствием и знанием дела объясняет ей, почему он дергается так, а не иначе.

– Я не знаю, в какой семье ты рос, – сказала она угрожающе, – но в нашей семье не принято делать что-то против воли другого. Если Соня не захочет, чтобы мы вмешивались, мы вмешиваться не будем. Ни Сергей, и никто.

– Это очень удобно, – согласился Кирилл и залпом допил виски из нагревшегося стакана. – Человек, который звонил ей, был совершенно уверен, что так и будет. Соня решит, что ожерелье и вправду поддельное, а дальше дело техники. Не будет у нее ни денег, ни ожерелья.

– Слушай, – сказала она, вдруг сообразив, что про звонок со Светиного мобильного он ничего не выдумывает, – значит, это не ювелир звонил?!

– Потрясающая сила мысли, – пробормотал Кирилл, – просто сногсшибательная. Нет. Не ювелир.

– Тогда кто?

– Иди ты к черту, Сотникова. Не знаю кто. Кто-то из твоей драгоценной семьи, в которой ничего не делается против воли другого. И в камине тоже что-то сожгли. И страницы из книги выдрали. И фен в воду сунули. И я совершенно не понимаю, зачем. Зачем все это нужно проделывать? Ты не догадываешься?

Настя на коленях подползла к шкафу, открыла его и, рискуя вывалить на себя все содержимое, на ощупь добыла бутылку с виски.

– Может, за лимоном сходить? – сама у себя спросила она. – Нет. Не пойду. Давай напьемся, а, Кирилл?

– Давай, – согласился он с готовностью, – а по какому поводу? Из-за всеобщего человеческого свинства?

– Из-за того, что в моей семье тоже свинство, – проговорила она с отвращением и налила стакан почти до краев, – давай. Ты первый.

Когда он довел Настю до постели, было уже совсем поздно. Быстро напиться у них почему-то не получилось, и они напивались долго и старательно. Под конец бутылки Настя не то что не могла стоять на ногах, но двигалась с некоторым трудом и все больше зигзагами.