Марина Серова - Дожить до завтра

Аккуратно, по-армейски подбритый затылок человека в штатском в самом хвосте мне определенно был знаком. Я подошла ближе.

— Зимин, стоять! — приказала я, но человек не отреагировал. — Уразов, разверни! — распорядилась я, и сержант с силой повернул мужчину к нам лицом.

Это был подполковник Гриша.

…Не все в жизни удается человеку. Это как с мужиками — вложишь уйму сил, а результат — кот наплакал.

— Слышь, ты, а может, этот? — дернул меня за рукав Уразов.

Я повернула голову: на переднем сиденье, прямо за кабинкой водителя, прижав к груди кейс, сидел и с ужасом смотрел на меня… прапорщик Зимин.

Прапорщика обыскали тут же, в автобусе, взяв в понятые водителя и подполковника Гришу. При Зимине оказались подлинные документы на другое имя и восемьдесят пять тысяч долларов сотенными купюрами, что вызвало живой милицейский интерес. Хотя эта сумма по нынешним временам и не такая большая — столько жители Воскресенска в автобусах не возили.

Арестованного доставили в райотдел, где меня посадили в отдельный кабинет, и «сказка про белого бычка» началась по второму кругу. Менты знали, что второй мужчина у водонапорной башни был. В том, что это не прапорщик, они были уверены.

Я стояла на своем: было темно, и мне показалось, что это Зимин. Ну, показалось мне! Они вдвоем и притащили меня в башню. На вежливое предупреждение об уголовной ответственности за дачу ложных показаний и попытки добиться от меня чего-нибудь еще, я ответила импровизацией на тему «Письмо товарищу министру» с обширным административно-юридическим комментарием. Думаю, что после этого капитан понял, что с такой стервой можно встретиться только раз в жизни!

К четырем утра то ли в показаниях Стругова и Зимина что-то стронулось, то ли мою личность по милицейским каналам проверили, но меня отпустили.

Когда я, матерясь, как последний грузчик, вышла из подъезда райотдела, оказалось, что подполковник Гриша до сих пор преданно ждет меня у дверей.

— Ну как, Юлия Сергеевна, у вас все в порядке?

— Время потеряла, а так — да. А вот у вас — не все.

— Что такое? — забеспокоился подполковник.

— Извините, я не успела вам сказать… вчера… нет, уже — позавчера, около десяти вечера восемь ящиков с автоматами были перенесены из пятого склада в шестой.

— Бросьте, Юлия Сергеевна, мы шестой склад уже три дня как закончили… Постойте! После десяти?

— Около десяти.

— Не понял. Как это возможно? Там же караул!

— Тем не менее. Как утверждал Петр Скачков, ящики перетаскивали старшина Хрущев и какой-то Киса. А Хрущева караул боится больше, чем вас или командира полка, — вы уж поверьте.

— Скачков — это тот парень, которого вчера убили?

— Да.

— О господи, — тяжело вздохнул Гриша, и вдруг до него начал доходить весь ужас его положения. — Это что теперь — все пересчитывать?! Какая, к черту, ревизия, если какой-то долбаный старшина может запросто вскрыть склады и перетащить все, что ему надо! Да еще этот прапор сюрприз подкинул! Теперь ведь склады передавать кому-нибудь надо! Вы извините, Юлия Сергеевна, я побегу!

Подполковник Гриша побежал в гарнизон, и я подумала, что штатское ему совсем не идет.

В шесть тридцать я прибыла в штаб полка — командир должен был уже появиться.

Но, узнав, что рядовой Скачков убит, командир полка и не уходил домой. Он сидел, обхватив голову руками. Если бы молодой боец тихо-мирно повесился в той водонапорной башне, ничего страшного не произошло бы. Мало ли что взбредет в голову самовольно оставившему часть нарушителю воинской дисциплины. Но то, что комбат отпустил, а юрисконсульт вывел Петра за пределы части — неважно, из каких побуждений, — меняло дело. Теперь те же долбившие Петьку Хрущев и Щукин первые заявят, что не могли оказывать воспитательных мер, пока Скачков находился за пределами части. И будут правы.

— Я напишу матери Петра Скачкова, — пообещала я.

— Пишите, — холодно отозвался командир полка — как человек я для него больше не существовала.

Я вышла во двор штаба полка и присела на холодную крашеную скамейку возле врытой в землю бадьи для окурков. Утренний ветер порывисто налетал на деревья, и зрелые июльские листья отзывались страстным трепетом на каждый его порыв. «Ну почему так получается? — не понимала я. — Хочешь, чтобы жизнь была, как это утреннее солнышко, а живешь по колено в ледяной грязи. Или так у всех?»

Усталость прошедшей ночи навалилась и больше не отпускала. Я поднялась и направилась в роту охраны. Теперь мне нужен был Киса, и я не собиралась допускать ту же ошибку, что с командиром полка, — наступление и еще раз наступление! Я проглотила таблетку фенамина, прогулялась по аллее и, ощутив прилив сил, твердым шагом направилась в казарму роты охраны.

Когда я вошла, в кабинете комбата воцарилось глубокое молчание.

— Иван Ильич, командир полка вам звонил?

Комбат кивнул.

— У меня есть основания считать, что Скачков — не последний покойник полка.

Офицеры напряглись.

— И мне срочно нужен Киселев.

Я почувствовала, как облегченно выдохнули офицеры.

— Так это не у нас, Юлия Сергеевна, — недобро усмехнулся комбат. — Это вам в хозвзвод надо.

— Где это?

— В конце аллеи направо. Извините, у нас совещание, — выставили меня.

Я вышла и почти бегом направилась в конец аллеи: то ли начал действовать фенамин, то ли мне хотелось поскорее убраться подальше от этого места.

В хозвзводе, похоже, о гибели солдата еще не знали и приняли меня хорошо.

— Киселев? — спросил меня чернявый, цыганистый дежурный. — Так он в наряде, пайку свинарям повез.

— И когда вернется?

— А вы прямо сейчас к столовой идите. Как увидите «ГАЗ-66» у посудомойки, так это Киселев и будет…

Я стремительно помчалась в столовую. Если действительно бывают недобрые предчувствия, то сейчас я испытывала именно их. Я ощупала рукой карман пиджака — удостоверение комитета было со мной.

На задах столовой я сразу заметила «ГАЗ-66». Водитель сидел за рулем и, свесившись через окно дверцы, разговаривал со старшиной. «Хрущев!» — догадалась я. Тихо подойдя сбоку, я прислушалась.

— Я тебе сказал, сынок! Ты понял?! — угрожающе говорил старшина. — Штоб был как штык!

— Я же в наряде, Коля, — оправдывался водитель.

Я оглянулась по сторонам — нежелательных свидетелей не было.

— В общем, ты понял, щегол! — повторил старшина и вразвалку направился прочь.

Трогать его сейчас было уже невыгодно. Я зашла за кабину, пропустила старшину мимо себя и тихо заняла его место у дверцы. Водитель, насупившись, ковырялся в какой-то железке.

— Киселев, — строго позвала я.

— А? — удивился водитель и поднял на меня взгляд. Я достала удостоверение Комитета солдатских матерей и стремительно поднесла его прямо к Кисиным глазам.