Эмили Барр - Ночной поезд

– Не то чтобы должны. Но мы это сделаем. Это немного интригует. Я хочу сказать, почему из всех возможных мест в округе…

С нижних ступенек лестницы за нами наблюдал швейцар.

– Мы зарезервировали места, – сообщила я ему, чувствуя, что мне надо принять на себя ответственность. – Айрис Роубак. Два человека.

– Конечно. – Когда швейцар улыбнулся, на его щеках появились ямочки. – Вас ждет замечательный вечер.

Как только мы достигли подножья лестницы, я увидела, что все будет прекрасно: заведение оказалось не настолько чумовым, как я ожидала. Это был крохотный бар с зеркальными стенами, маскировавшими его маленькие размеры. В небольшом пространстве умещались шесть столиков: три высоких, с барными табуретками, и три нормальной высоты. Все они были заняты клиентами, представлявшими самое безопасное сборище во всем центральном Лондоне. За двумя столиками сидели группы женщин в коротких юбках, на каблуках и с красной помадой на смеющихся губах. Им было, как мне подумалось, лет за тридцать или сорок, и они, видимо, устроили какой-то большой кутеж. За соседним столиком устроилась пара, разменявшая шестой десяток. Они были одеты нарочито просто и имели слегка озадаченный вид провинциалов, недавно приехавших в Лондон. Была еще японская пара – они вели себя немного скованно друг с другом, словно на первом свидании. И еще две женщины хихикали и пили «Просекко».

Сам бар был заставлен спиртными напитками.

– Привет, – поздоровался белокурый молодой человек за барной стойкой. Он держался раскованно и явно чувствовал себя уверенно в привычной роли раздатчика выпивки. – Вам положен бесплатный бокал шипучки. Хотите прямо сейчас?

Уплаченные за бронь десять фунтов явно не гарантировали нам свободный столик. Однако за них нам полагался первый напиток.

– Определенно хотим. – Алекс испытал, кажется, такое же облегчение, что и я. Поскольку свободных столов не нашлось, мы встали у стойки, топчась на месте. Я испытывала неудобство в новых туфлях, хотя они были на плоской подошве.

Я неловко сбросила с себя куртку.

– Бог ты мой! – вдруг с жаром воскликнул Алекс. Я вздрогнула, даже испугалась. Он произнес это очень громко и с неимоверным удивлением!

– Что такое?

– Вы… Вы выглядите потрясающе.

Мы оба посмотрели на мое платье, красное и бархатистое. Я купила его в свой первый день в Лондоне.

– И это так ошеломительно?

– Примите комплимент, – сказал мне бармен, к моему глубокому смущению. – И знаете что? Он прав.

– Хм, – задумалась я. – Спасибо.

Он подвинул нам два бокала бледного пузырящегося напитка. Я взяла один.

– Благодарю. Послушайте. Конечно, вам уже осточертело, что люди у вас об этом спрашивают, но моя подруга была здесь несколько недель назад. Я знаю, вас уже навестили журналисты и прочие. Однако мне просто хотелось бы знать, помните ли вы ее. И ее приятеля.

Я подумала о Гае, и на меня внезапно обрушилось осознание, что этот человек, которого я никогда не встречала, мертв. Я бы хотела с ним встретиться, но это мне уже не удастся. Он скончался: кто-то пырнул его ножом, и он умер. А вечером накануне этого происшествия Гай был здесь, в точности там, где сейчас нахожусь я.

Бармен тяжело вздохнул и начал копаться под стойкой.

– Вот. – Он что-то мне передал. Это была, как ни странно, корзинка с попкорном. Я передала ее Алексу. – Да. Ваша подруга? Ужасное дело.

– Знаете, она его не убивала. Просто не могла этого сделать. Это сделал кто-то другой и скрылся. Вместе с ней.

– Люди совершают жуткие вещи, когда они кем-то одержимы.

Я попробовала кусочек попкорна и вспомнила, что не люблю его. Алекс молчал; я уловила в его молчании неодобрение.

– Она не могла этого сделать. Я знаю, что она этого не делала. Вы помните, как они были здесь?

– Полиция говорит, это она. Мне это кажется правдоподобным. – Я посмотрела на Алекса, который нахмурился, демонстрируя свое нежелание фигурировать в качестве полицейского. – Да, – продолжил бармен. – На самом деле я так и думаю.

– Как они выглядели?

Официантка с искусно взлохмаченными длинными волосами и парой детских сказочных крылышек на спине подошла к стойке бара и подвинула бармену листок бумаги.

– И два «Просекко», – прибавила она.

– Уже готовлю.

Я смотрела, как он готовит три коктейля, наливает два бокала «Просекко» и снимает крышку с бутылки пива. Наконец все было готово, и официантка вернулась, чтобы загрузить все это на свой поднос. Пока мы ждали, Алекс не сказал ни слова, и я на него не смотрела.

– Да, извините. Надо сосредоточиться. М-м. Итак, ваша подруга. Они сидели вон за тем столиком. – Бармен указал туда, где сидели провинциалы. Женщина испуганно на нас посмотрела, недоумевая, почему мы заговорили о ней. – Они пили коктейли. Болтали друг с другом. Много смеялись, как я припоминаю. Слушали певицу. В общем, не делали ничего странного или необычного. Жуть, как подумаешь, что на следующую ночь он был убит.

– Совсем ничего необычного?

– Нет, ничего. Извините. Эй, занимайте вон тот столик!

Алекс был уже там: едва лишь японская пара встала, как он уселся за столик, явно радуясь возможности прекратить этот разговор.

Несколько часов спустя зальчик кружился. Я пила, кажется, уже свой четвертый мартини, поедая попкорн в попытке смягчить действие алкоголя и привалившись к Алексу, который придвинул свой стул поближе к моему. Мы говорили о Корнуолле, и об искусстве, и о работе полицейского. Я сообщала ему отрывочные факты о себе.

– У меня мало друзей, – проинформировала я его. – Раньше было много. Но сейчас нет. Хорошо, что ты здесь. Почему ты вообще приехал?

– Потому что ты мне нравишься, – ответил Алекс.

– Как друг.

– Да.

– Это хорошо. – Я чуть было не заговорила о Лори, но решила этого не делать. Гораздо разумнее было о нем не упоминать. Мне не хотелось плакать.

Певицей была высокая, грациозная черная женщина, и она дарила собравшимся самые подходящие и неприхотливые песни для совместного пения и старалась вовлечь всех в добродушное подшучивание.

– Кто готов встать, чтобы спеть эту песню? – требовательно спросила она, с оптимизмом оглядывая маленькую площадь зала. – Вы все ее знаете, так что можете мне помогать. Она называется «Хей Джуд».

И каким-то образом после первых нескольких тактов мы с Алексом оказались на ногах и громко запели нетрезвыми голосами. Конечно, это была песня, которая длится и длится, и к концу весь бар тоже пел. Я чуть не навернулась, пытаясь изобразить какой-то танец, и Алекс подхватил меня и не дал сшибить наш столик. Он крепко держал меня за талию, пока я не отстранилась.

Спотыкаясь, мы вышли в ночь. Я понятия не имела, который час, но в городе еще не затихла интенсивная жизнь. Тарахтели, проезжая мимо, такси и автобусы, гуляли люди, и повсюду горели огни. Я чувствовала, что мой пульс участился. Вечер вдруг превратился в нечто, с чем мне трудно было справиться.