Камилла Гребе - На льду

– Не знаю. У меня были деньги дома, а ему нужно было заплатить рабочим.

– У тебя дома были сто тысяч?

– Да.

– Прости, но это просто безумие. Он что-нибудь еще у тебя брал?

– Нет, – отвечаю я, но думаю о картине Рагнара Сандберга. Йеспер единственный знал о том, что она у меня есть. Кроме мамы, разумеется, но она в могиле.

– Нашла, – говорит Ольга, показывая мне журнал о жизни знаменитостей с кучей картинок. Она медленно листает журнал, проглядывая рубрики. Находит то, что искала, и демонстрирует мне. Это статья «Твой парень психопат?».

– Твой парень психопат, – сообщает она, проводя ногтем по строчкам в статье, как будто читает шрифт Брейля.

– Что там пишут?

Она откашливается, стучит ногтем по странице.

– Вначале психопаты стараются очаровать женщину, но быстро показывают свое истинное «я» – эгоцентричное и властное. Психопатам не свойственна эмпатия. Им плевать на твои чувства и потребности. Они лгут, воруют, предают, не испытывая угрызений совести. Все, чего они хотят, это манипулировать женщиной в своих целях.

Я обдумываю услышанное. Со мной Йеспер был нежным, добрым и обходительным. Но он меня бросил. И украл картину. И деньги возвращать явно не собирается. Возможно, Ольга права.

– Там пишут, что надо делать в такой ситуации? Ольга кивает и зачитывает последний абзац:

– «Тебе нужно скрыться как можно скорее. Психопаты не меняются», – вот что они пишут.

Она кладет руку мне на плечо, смотрит на меня полными тревоги светлыми глазами. Мне хочется плакать. Но я не разрешаю себе погрузиться в отчаяние. Я хочу знать правду.

– Я не понимаю, – говорю я. – У него полно денег. Он… знаменит. Зачем рисковать всем этим ради ста тысяч крон?

– Может, его интересуют не деньги, – протягивает Ольга.

– А что тогда?

– Может, он просто хочет тебя унизить? Опустить тебя, понимаешь?

Я стою дома в ванной и смотрю на себя в зеркало. Длинные темно-рыжие волосы мокрыми прядями лежат на плечах и груди. Грудь, которой я всегда стесняюсь, набухла, каждое прикосновение к ней болезненно. Я медленно тянусь вперед и протираю запотевшее зеркало. Веснушки ярко видны на бледной коже в искусственном свете лампы. Я плотнее заворачиваюсь в зеленое полотенце и выхожу в прихожую. На полу перед входной дверью лежат три письма.

Одно из моего банка. Одно из службы приставов и одно без имени отправителя. Я поднимаю письма и пытаюсь засунуть в банку со счетами. Я их даже не вскрываю. Теперь банка не закрывается. Я понимаю, что долго так продолжаться не может, что рано или поздно счета надо оплатить. Но как? У меня нет сбережений, нет ценных бумаг, нет ничего, что можно продать. Мне не у кого одолжить. Ни у кого из моих друзей нет лишних денег. И семьи у меня тоже нет.

Йеспер моя семья, думаю я. Знаю, это звучит нелепо, но он был самым близким мне человеком до того, как исчез.

Я вспоминаю наш последний вечер. Мы поссорились. Причина все та же. Я спрашивала, сколько еще мы будем скрывать наши отношения. Я сказала, что хочу открыто ходить в кино и в рестораны. Он был зол, сказал, что на работе выдался ужасный день. Мы шли под дождем, и я помню, что решила, что с меня хватит. Дождь превратил улицу Ётгатан в блестящее черное зеркало, в котором отражались фонари и освещенные витрины. У меня был зонтик, но Йесперу я его не предложила. Он этого даже не заметил. Шел рядом, говорил на повышенных тонах и активно жестикулировал.

– Но это не моя вина, не так ли? Я уже давно прошу тебя найти другую работу. Ты ищешь? Нет. Что в этом такого сложного? Почему я всегда должен всё решать?

Мы повернули на Хёгбергсгатан. Йеспер всем своим видом демонстрировал, как он возмущен. Остаток пути до Капельгрэнд мы шли молча. Перед дверью в подъезд я сказала:

– Мне нужна дата.

Я положила руку на тяжелую латунную ручку и продолжила:

– Наши отношения похожи на роман с женатым. Назови дату. День, когда ты официально признаешь меня.

Мы вошли внутрь. Йеспер достал связку ключей и сказал:

– Что значит признаю? Ты же не африканское государство, чтобы тебя признавать. И у меня нет никого, кроме тебя. Я только просил тебя подождать, прежде чем рассказывать другим о наших отношениях.

Мы вошли в квартиру. В прихожей было темно, но свет никто не стал зажигать. Я скинула сапоги, бросила куртку в угол.

– И когда наступит этот момент? Ты все время откладываешь, все время врешь.

– Ты с ума сошла? Я никогда тебе не лгал. Никогда, – закричал он и швырнул куртку в стену.

Она шлепнулась на столик, отчего ваза, которую слепила из глины его мама, упала на пол и разбилась вдребезги.

– Да, ты лжешь мне, ты меня используешь.

– Использую? Каким образом?

– Все на твоих условиях. Ты думаешь, что можешь вот так прийти и взять все, что хочешь и когда хочешь. Мое тело, мои чувства. Ты считаешь меня своей собственностью.

Он стоял неподвижно лицом к окну. Свет от неоновой вывески на доме напротив окрашивал его лицо и волосы в сине-розовый цвет. Я видела капельки от дождя у него на лбу.

– А это не так? – спросил он таким тоном, как будто это было чем-то само собой разумеющимся.

От удивления я не нашлась с ответом.

– Что ты имеешь в виду? – едва слышно прошептала я.

Он повернулся ко мне. Взгляд у него был абсолютно пустой, без эмоций. Как будто он весь был только оболочкой без души внутри.

– Разве ты не моя, Эмма?

Он подошел ко мне. Мы стояли друг напротив друга в темной комнате. В отдалении слышны были сирены. Йеспер прижал меня к себе в неуклюжих, без тени нежности, объятьях. Показывает мне, что я его собственность, подумала я тогда. Здесь нет никакой любви, только жажда власти.

– Прости меня, – прошептал он мне на ухо. – Ты права. Так больше не может продолжаться.

Он ослабил объятья и начал что-то искать в кармане.

– Я люблю тебя, Эмма. Что бы ни случилось, не забывай, что я тебя люблю. Обещаешь?

Мне стало не по себе.

– Что может случиться?

Он проигнорировал мой вопрос.

– Я хочу подарить тебе вот это.

Йеспер протянул руку, и я увидела в ней что-то блестящее. Я осторожно обхватила пальцами маленький холодный предмет. Это было кольцо.

Я подношу его к свету. Тонкое кольцо из белого золота с крупным бриллиантом безупречной огранки. Он сверкает и переливается на свету.

Тошнота подступает к горлу. Я опускаюсь на кровать. Комната кажется пустой и безжизненной без картины на стене. Голова кружится, перед глазами все расплывается. Окна превращаются в длинные узкие щели. Потолок наклоняется.

Сигге чует, что со мной не все в порядке. Он подходит ко мне и трется своим пушистым тельцем о мои ноги. Я пытаюсь опустить голову на колени, но грудь такая болезненная, что я тут же выпрямляюсь.

И тут до меня доходит.