Патрик Зюскинд - Голубь

Он вот-вот готов был закричать. Он хотел громко выкрикнуть эти слова, что не может прожить без других людей, выкрикнуть их в тишину, такой большой была его нужда, таким отчаянным был страх старого ребенка Джонатана Ноэля перед одиночеством. Но в тот самый момент, когда он хотел закричать, он получил ответ. Он услышал какой-то шум.

Где-то что-то стукнуло. Совсем тихо. И стукнуло снова. И в третий и в четвертый раз, где-то наверху. И затем отдельное постукивание перешло в частую, тихую дробь и она зазвучала все сильнее и сильнее, и вскоре это была уже не дробь, а мощный, густой шелест, и Джонатан распознал в нем шелест дождя.

Тут помещение снова обрело свой порядок, и Джонатан узнал теперь уже в светлом прямоугольном пятнышке форточку световой шахты и разглядел в тусклом свете очертания комнаты в гостинице, умывальник, стул, чемодан, стены.

Он выпустил из мертвой хватки своих ладоней матрац, подтянул к груди колени и обнял их руками. Так, сжавшись, он оставался сидеть, долго, около получаса, и прислушивался к шуму дождя.

Потом он встал и оделся. Ему не нужен был свет, он хорошо ориентировался в полумраке. Он взял чемодан, пальто, зонтик и вышел из комнаты. Тихо сошел он вниз по лестнице. Ночной порьте внизу у стойки спал. Джонатан на цыпочках прошел мимо него и совсем легонько, чтобы не разбудить его, нажал на кнопку открывания двери. Послышалось едва слышное ?щелк?, и дверь приоткрылась. Он вышел наружу.

_____

На улице его окружил прохладный, серо-голубой утренний воздух. Дождь кончился. Только с крыш капали капли и с маркиз стекали ручейки, и на тротуарах блестели лужи. Джонатан пошел к Рю-де-Севр. Нигде не было видно ни души, машин тоже не было. Дома стояли тихие и скромные, исполненные почти трогательной невинности. Создавалось такое впечатление, что дождь смыл с них их гордость, хвастливое сияние и весь их грозный вид. На другой стороне улицы, перед продовольственным отделом универмага Бон Марше, вдоль витрин прошмыгнула кошка и скрылась под разобранными овощными лотками. Справа, у сквера Бусико, деревья трещали от сырости. Несколько дроздов завели свою трель, она эхом отозвалась от фасадов зданий и только сильнее подчеркнула тишину, лежавшую над городом.

Джонатан пересек Рю-де-Севр и свернул на Рю-дю-Бак, чтобы прямиком направиться домой. При каждом шаге его мокрые подошвы шлепали о мокрый асфальт. Так, словно идешь босиком, подумал он, и под этим он больше подразумевал характерный звук шлепанья, нежели ощущение скользкой влаги в ботинках и носках. Ему вдруг сильно захотелось снять ботинки и носки и пойти дальше босиком, и если он этого не сделал, то только по лености, а не потому, что это показалось бы ему непристойным. Однако он принялся старательно топать по лужам, прямо по самым их серединам, зигзагами он шел от лужи к луже ? один раз он даже перешел на другую сторону улицы, потому что там на тротуаре увидел особенно красивую и крупную лужу ? и топал по ним гладкими, хлюпающими подошвами так, что по стеклам витрин, по припаркованным машинам и по его собственным штанинам вовсю разлетались брызги, это было здорово, он наслаждался этой маленькой детской забавой, точно великой, вновь обретенной свободой. И он был еще весь на подъеме от воодушевления и восторга, когда пришел на Рю-де-ля-Планш, вошел в дом, проскользнул мимо закрытого закутка мадам Рокар, пересек задний двор и стал подниматься наверх по узкой лестнице подъезда для прислуги.

Только выше, на подходе к седьмому этажу, ему сделалось страшно ввиду близившегося окончания пути: наверху ждал голубь, отвратительный зверь. В конце коридора будет сидеть он с красными, когтистыми лапками, окруженный нечистотами и разлетевшимся пухом, сидеть и ждать, со своим ужасным голым глазом, и потом взметнется, громко хлопая крыльями, и коснется одним из них его, Джонатана, никак не уклонишься от него в тесноте коридора...

Он остановился и опустил чемодан, хотя перед ним лежало всего пять ступенек. Он не хотел поворачивать обратно. Он хотел сделать лишь небольшую паузу, слегка перевести дух, дать сердцу немного успокоиться, прежде чем пройти последний отрезок пути.

Он посмотрел назад. Его взгляд прошелся по овальным, спиралевидным виткам перил в самую глубь лестничной клетки, и он увидел на каждом этаже лучи падающего сбоку света. Утренний свет потерял свою голубизну, пожелтел и потеплел, как показалось ему. Из хозяйских квартир до него донеслись первые звуки пробуждающегося дома: звон чашек, приглушенный стук дверцы холодильника, тихая музыка радио. И затем вдруг в его ноздри проник хорошо знакомый ему аромат ? аромат кофе мадам Лассаль, и он несколько раз втянул его в себя, ему казалось, что он отпивает от кофе. Он поднял чемодан и пошел дальше. Неожиданно страх в нем пропал.

Когда он вступил в коридор, он увидел две вещи сразу, с первого взгляда: закрытое окно и тряпку, растянутую для сушки по краю раковины водослива рядом с общим туалетом. Конца коридора он еще разглядеть не мог, ослепительно яркий прямоугольник света у окна затруднял ему видимость. Он прошел дальше, более или менее бесстрашно, пересек полосу света, вошел в тень за ней. Коридор был совершенно пуст. Голубь исчез. Кучки-кляксы на полу были вытерты. Ни перышка больше, ни пушинки, которые бы подрагивали на красной плитке.

*комната служанки (франц.) ** от фр. clochard - бездомный, бродяга. *** от фр. glacis (скат, откос) ? пологая земляная насыпь впереди наружного рва укрепления, крепости.