Елена Михалкова - Бумажный занавес, стеклянная корона

Он промурлыкал неопределенный мотивчик.

– Ах да… – медленно сказала Ася, пытаясь на ходу определить правильную стратегию. – Голубая звезда, конечно! У меня плохая память на слова.

Кутиков перестал напевать и уставился на нее. Наступило странное неловкое молчание. Не нужно было обладать шестым чувством, чтобы понять: происходит что-то не то.

– Знаете, Ася, в чем уязвимость вашей позиции? – сказал Кеша, и голос его был так мягок и нежен, что Катунцевой окончательно стало не по себе. – В том, что вы не можете позволить себе допустить ни одной ошибки. Ни единой, самой крошечной.

Он сложил пальцы, показывая, какой крошечной должна быть ошибка.

– Вы же поклонница. Фанатка. Они знают о своих кумирах все. Его собственная песня называется «Моя душа». Слабенькая песенка, между нами говоря.

Ася пожала плечами, стараясь сохранять невозмутимость.

– Я просто ошиблась.

– Дважды, – вздохнул Кутиков. – С комарами тоже вышла промашка. В комнатах их нет. Вы, Ася, выходили ночью из дома. Давайте спорить, что за телефоном Бантышева.

Он протянул руку, словно всерьез предлагая спор. Катунцева молча посмотрела на его крепкую короткопалую ладонь.

– К самому Виктору забрались? Или нашли другой способ?

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

Господи, какая ходульная, книжная фраза!

Кутиков вздохнул.

– Ладно, Ася, бог с вами. Пойду сообщу Макару Андреевичу, что он оказался прав в своих подозрениях. Жаль. Очень жаль. Кстати, чем вам помешал Джоник? А впрочем, не говорите. Не уверен, что хочу это знать. Разбирайтесь теперь с Богданом Атанасовичем и другими заинтересованными людьми.

Не успев сообразить, что делает, Ася в два шага оказалась между камердинером и дверью. Невозможно, чтобы он ушел вот так, убежденный, что она просто маленькая лгунья, выгораживающая себя!

– Ты ничего не знаешь! – сказала она, сильно побледнев. Иннокентий даже испугался, что девочка сейчас грохнется в обморок. – Твой Бантышев… Образец доброты! Как же!

Она рассмеялась отрывистым злым смехом, больше напоминающим кашель.

– Он Катьку изнасиловал!

Наконец-то на его невозмутимой морде появилось что-то другое, кроме вежливой улыбочки или скучающего сомнения.

– Что? Ася, что ты несешь?

И голос стал человеческий. Изумленный и нормальной громкости, а не этот его шепоток.

– После новогоднего концерта! Она пришла к нему в гримерку, прорвалась сказать, как ей понравилась его новая песня, «Роза любви» – он как раз впервые исполнял ее там! Тогда-то все и случилось! – Ася захлебывалась фразами, они лились с ее губ быстрее, чем она успевала их обдумать. – Катька же легкомысленная, как стрекоза! Ничего плохого от него не ожидала. Это ведь сам Бантышев! Кумир! Мечта! Да она его песни крутила бесконечно, по кругу, уже слушать их было невозможно! Мать с отцом наушники ей купили, а она все равно… И потом еще ребенок!

Узнали они о беременности лишь тогда, когда у Катьки случился выкидыш. Слава богу, что на маленьком сроке. Все произошло дома, скрыть от родителей правду не представлялось возможным, и Катька, заливаясь слезами, призналась, чей ребенок. «Я вам не хотела говорить, – рыдала она. – Такой позор! Мне стыдно было!»

Побелевший отец, узнав от Катьки подробности, дрожащими руками натянул пиджак и собирался идти писать заявление в прокуратуру. Но младшая дочь вцепилась в него мертвой хваткой. Сквозь вой и плач можно было расслышать «стыдно!», «не хочу» и «пожалей меня, пап!». В конце концов, разрыдавшись, отец остался дома, а мать увезла Катьку в больницу.

Катерина вернулась притихшая, исхудавшая, с лихорадочным блеском в глазах. Ася пыталась осторожно расспрашивать ее. Ей казалось, если сестра разговорится, выплачет из себя эту боль, ей станет легче. Но Катька, всегда бурлящая словами, теперь отмалчивалась. Она готова была обсуждать что угодно, кроме деталей случившегося.

И Ася отступилась. Не хочет сестра ковыряться в ране – ее право.

Катьку было жалко до слез. Внешне она выглядела как обычно. Но что-то в ней непоправимо надломилось, Ася видела это. Придя в себя после выкидыша, она устроилась на работу. Родители давно твердили, что младшей дочери хватит развлекаться, сидя на их шее: школа давно закончена, учиться дальше Катька наотрез отказалась. Но она продолжала вести привольный образ жизни: встречи, гуляния до утра, веселые компании, катания на машинах по сонной Москве. Теперь, наконец, это закончилось. Катерину взяли на швейную фабрику.

Откуда она вылетела два месяца спустя с нервным срывом. Три недели лечения, снова несколько месяцев обычной жизни – и Катя опять оказалась в клинике. И родители, и Ася понимали, в чем причина. Отец перестал смотреть развлекательные передачи, потому что в них мог участвовать Бантышев. Мать выкинула не только диски, но, на всякий случай, и Катькин плеер.

А сама Ася принялась очень спокойно, даже неторопливо обдумывать план.

Его нельзя было назвать планом мести. Месть – книжное слово, и оно казалось ей очень далеким от того, что происходило с ней и Катей. Просто Бантышев, искалечив жизнь ее сестре, продолжал существовать как ни в чем не бывало. Он давал интервью. Выступал с концертами. Принимал букеты от поклонниц, таких же трепетных наивных дурочек, как бедная Катька.

Это нужно было исправить.

Ася ломала себе голову, но так ничего и не придумала. План не складывался до конца. Ясно было одно: для начала нужно хотя бы подобраться к Бантышеву. Изучить его. Побыть рядом. Идеально – втереться в доверие. Некоторое время Ася обдумывала идею выдать себя за журналистку, но тут подвернулся конкурс на лучшее письмо звезде, и она решила попробовать наудачу.

Результат превзошел ее ожидания. Она выиграла не просто ужин в ресторане, а целый совместный вечер в компании таких же, как Бантышев, идолов сцены. Звезды ли сошлись правильным образом, или же кто-то наверху поставил на прошении Катунцевой печать «Рассмотрено. Одобрено»? Ася предпочитала думать, что второе. Удача ей благоволит, а значит, нужно хватать ее за хвост.

Как это сделать, девушка пока не представляла. Но это и не требовалось. Сильный поток подхватил ее и нес, поток событий, которые пока складывались наилучшим для нее образом.

Нужно лишь смотреть в оба глаза, слушать в оба уха, и тогда у нее все получится.

Может быть, у Аси и были какие-то сомнения в успехе ее затеи. Но они исчезли полностью, когда она узнала о гибели Джоника. В голове стало очень ясно и тихо. Ася Катунцева удивилась бы, если б ей сказали, что у нее отличный математический склад ума. Но она не зря наблюдала, сопоставляла, анализировала весь вечер. Именно в этот момент из собранной ею информации, как из чернозема, пророс стебель замысла и устремился вверх, стремительно набирая силу.