Алан Брэдли - О, я от призраков больна

– Кобылища! – сказала Даффи. – Фели и я разговаривали с детективом-сержантом Грейвсом, и он удивлялся, почему еще не видел тебя.

При упоминании имени сержанта Фели подплыла к зеркалу и потрогала волосы, вертя головой вправо-влево. Хотя сержант не первый в ее списке ухажеров, его не следует сбрасывать со счетов – по крайней мере я на это надеюсь.

– Сержант Грейвс? Он здесь? Я его не видела.

– Это потому, что он не хочет, чтобы его видели, – сказала Даффи. – Ты увидишь его прямо в тот миг, когда он защелкнет на тебе браслеты.

Браслеты? Даффи явно уделяла Филиппу Оделлу больше внимания, чем показывала.

– Как насчет сержанта Вулмера? – спросила я. – Он тоже здесь?

– Конечно, да, – ответила Фели. – Дитер помог ему пробраться сквозь сугробы.

– Дитер? Он вернулся?

– Он подумывает стать полицейским инспектором, – сказала Даффи. – Ему сказали, что без него они бы не добрались до Букшоу.

– А как насчет Неда? – поинтересовалась я, охваченная внезапной мыслью. – И Карла?

У Фели больше обожателей, чем ухажеров у жены Одиссея Пенелопы, – мне больше нравится слово «обожатели», чем «ухажеры», и все они по странной прихоти судьбы оказались в Букшоу в одно и то же время.

Нед… Дитер… Карл… Детектив-сержант Грейвс… Каждый из них без ума от моей дурочки-сестры.

Сколько времени пройдет, прежде чем они передерутся из-за нее?

– Нед и Карл вызвались добровольцами на расчистку переднего двора. Викарий организовал снегоочистительные мероприятия.

– Но зачем? – спросила я.

Смысла в этом не было. Если все дороги закрыты, какой смысл расчищать дорогу перед парадной дверью?

– Потому что, – сказал голос тетушки Фелисити за моей спиной, – хорошо известен тот факт, что, когда несколько мужчин оказываются запертыми в замкнутом пространстве более чем на час, они начинают представлять угрозу обществу. Чтобы избежать недоразумений, их надо заставить выйти на улицу и с помощью труда избавить от животных устремлений.

Я улыбнулась при мысли о том, как Банни Спирлинг и викарий берут лопаты, чтобы избавиться от животных устремлений, но придержала язык за зубами. Интересно, слышала ли тетушка Фелисити о Филлис Уиверн?

– Кроме того, – добавила она, – чтобы увезти останки, нужен катафалк. Вряд ли они смогут уволочь ее отсюда на нартах.

Что ответило на мой вопрос. И вызвало еще один.

Лестница из лаборатории – узкая и крутая. Никто не был здесь много лет, подумала я, кроме меня.

Наверху дверь открывается на крышу – или, по крайней мере, должна открываться на крышу. Я сражалась с засовом, пока он неожиданно не подался, прищемив мне пальцы. Но теперь не открывалась дверь, вероятно, заваленная с той стороны снежным сугробом. Я уперлась в нее плечом и толкнула.

С тем особенным ворчанием, которое производит снег, когда не хочет сдвигаться с места, дверь нехотя сдвинулась на дюйм.

Мне оказывают сопротивление миллионы крошечных кристаллов, знала я, но сила их химических связей огромна. Если бы мы все могли быть снегом, подумала я, как бы счастливы мы были!

Еще один толчок – еще один томительный дюйм. И еще один.

После того, что показалось очень долгой борьбой, я смогла просочиться между дверью и косяком и ступить на крышу.

Я сразу же оказалась по колено в снегу.

Дрожа, я подтянула свой кардиган под подбородок и побрела к зубчатой стене, а на заднем плане в моей голове крутились ужасающие предостережения миссис Мюллет насчет пневмонии и необходимости держать грудь в тепле.

«Она вышла на улицу лишь на минутку, – с широко открытыми глазами рассказывала она мне о миссис Милн, жене мясника. – Только чтобы повесить детские подгузники на веревку – вот и все. К четырем часам она кашляла, к семи – ее голова была горячая, как арабская пустыня, а к рассвету она была в гробу, жесткая, как доска. Пневмония, вот что. Ничто не губит так, как пневмония. От нее ты тонешь в собственных соках».

С этого места на крыше я могла посмотреть на восток, где простирались нетронутые снежные просторы, сверкающие белизной. Если бы здесь были отпечатки ног, я бы их заметила сразу же, но ничего не было.

Несмотря на влажный снег, набившийся в мои туфли, я заставила себя пробраться к северному фасаду, где остановилась, дрожа и рассматривая двор.

Трактор Дитера стоял, словно ослик Иа-Иа, покрытый снегом, – серый силуэт, съежившийся под белым одеялом. За ним был синий «воксхолл», который я сразу узнала, – машина инспектора Хьюитта.

Во дворе команда викария в пальто, перчатках и галошах отважно раскапывала снежные заносы, выдыхая облачка пара в ледяной воздух. Мужчины сумели очистить место для парковки размером чуть меньше, чем теннисный корт, но неутихающий ветер снова начал заполнять его сугробами из зернистого снега.

Еще был узкий проход посреди подъездной аллеи, окаймленный стенами снега. Местами отчетливо виднелись отпечатки цепей, а посередине дорожки – следы шин, которые вели прямо к припаркованному «воксхоллу». Легко заключить, что полиция командировала эвакуатор с прицепленным спереди снежным плугом, чтобы очистить путь из деревни.

Помимо затененной голубой ленты, являвшей собой пропаханную тропинку, изгибающуюся на север, все подходы к Букшоу представляли единое обширное пространство нетронутого снега.

Поскольку я теперь стояла спиной к ветру, южная зубчатая стена была чуточку теплее, чем северная. Подо мной рядом с кухонным огородом сгрудились засыпанные снегом грузовики и фургоны «Илиум филмс», напоминавшие маленький цирк зимой. Их соединяли узкие цепочки следов, и я увидела, как мужчина в униформе вышел из кухонной двери и осторожно двинулся к грузовику поменьше. Энтони, шофер Филлис Уиверн. Я совсем о нем забыла.

Я высунулась из-за зубчатой стены как можно дальше, рассматривая стену дома. Да, вот виднеется радиатор черного «даймлера». Похоже, его припарковали рядом с засыпанной снегом цветочной клумбой. Когда я высунулась еще на дюйм, чтобы увидеть, сидит ли кто-нибудь в машине, я зацепила глыбу снега, которая рухнула вниз и со стуком упала на крышу «даймлера».

– Черт! – шепотом выругалась я.

Энтони внезапно остановился, посмотрел наверх и увидел меня. Потом наступил один из тех особенных моментов, когда незнакомцы встречаются глазами, слишком далеко друг от друга, чтобы заговорить, но слишком близко, чтобы сделать вид, что ничего не произошло. Я подумала, прилично ли окликнуть его – с соболезнованиями или поздравлением с Рождеством, – но он отвернулся и побрел к трейлеру.

Должно быть, эти кожаные сапоги для верховой езды предательски ведут себя в снегу, подумала я.

Возвращаясь к двери, я окинула взглядом высокие каминные трубы и громоотводы Букшоу, возвышающиеся рядами на прочных постаментах, словно органные трубы из кирпича, железа и керамики. Из каминов кухни, северной и западной частей дома в свинцовое небо исходили клубы дыма, которые ветер рвал в клочья.