Марина Серова - Грабь награбленное

Представив, как это зрелище смотрится со стороны, я даже засмеялась. Однако, как оказалось, веселье было преждевременным. Кто-то резко подхватил меня за ремень джинсов и, тряся моим беспомощным телом в воздухе, стал орать:

— Почтальон Печкин, говоришь? Посылку, значит, принес? Что у тебя в ней — фоторужье или что покруче? Ты что здесь выискиваешь, стерва?

На выручку мне в очередной раз пришло владение системой карате. Сделав одно из особенно хорошо отработанных движений, я не только смогла вырваться и благополучно приземлиться на ноги, но и нанести удар. Наполеон закряхтел и согнулся от боли. Моя ловкость, сноровка и годами отработанные навыки карате сыграли свою роль.

Воспользовавшись моментом, я нанесла второй удар, который заставил Подольского упасть на спину. После того как он попытался подняться, я для страховки наступила ему на грудь ногой и сказала:

— Тихо, дядя! Давай жить дружно! Я частный детектив — Татьяна Иванова. Если не будешь дергаться, покажу лицензию. Хочу всего-навсего задать тебе пару вопросов. В случае отказа в скором времени будешь иметь малоприятное общение с ментами.

Для подтверждения своих вполне миролюбивых намерений я протянула Наполеону руку, чтобы помочь подняться. Он игнорировал этот жест, встал сам и, отряхиваясь, произнес:

— Ну, давай твою лицензию.

— Калитку отвори, она у меня в машине, — кивнула я на дверь.

— Ага! Щас! Мой дом — моя крепость, а там, — Подольский махнул рукой в сторону забора, — не знаю, что ты мне приготовила.

— Я приехала побеседовать по поводу приобретения вами бывшего пионерского лагеря у госпожи Сурковой, и общение со мной, поверьте, в ваших интересах, поскольку названная дама исчезла.

Наполеон явно испытал чувство облегчения. Он будто был готов к этому вопросу, кто бы его ни задал. Мне, безусловно, такое поведение показалось странным: в лагере не показывается, о своих законных правах не заявляет, а тут ведет себя так, словно о его новом приобретении давно стало известно всем окружающим. Хотя, возможно, Подольский не хотел привлекать внимание к своей персоне раньше времени.

Наполеон молча подошел к двери, отодвинул тяжелый массивный засов и жестом пригласил меня выйти. Я нырнула в машину, достала из нее лицензию и, так же молча, протянула ее Подольскому. Он посмотрел в документ с вызывающей ухмылкой. Надо сказать, что единственной одеждой, прикрывающей его прелести, были огромные семейные трусы. Однако Наполеон вел себя абсолютно непринужденно и смело, и это многое говорило о его характере.

Фонарь во дворе горел слишком тускло, и, чтобы получше разглядеть мелкие записи в лицензии, Подольский пригласил меня в дом.

Я уже говорила, что личность этого человека весьма меня заинтересовала, именно поэтому, забирая из машины лицензию, я прихватила еще и несколько жучков с целью установления их в доме Наполеона. Технические средства, подобные этим, имелись у меня в широком ассортименте, а если чего-то и недоставало, я всегда знала, где можно пополнить арсенал. Надеяться на полную откровенность, а тем более честность Подольского было глупо, поэтому я и запаслась жучками.

Дверь в дом была не менее массивной, чем та, которая служила входом во двор. Подольский явно не собирался предлагать мне никакого уютного места для разговора. Остановившись в коридоре, он стал всматриваться в лицензию. Я же нагло прошествовала в глубь помещения. Обстановка в доме полностью соответствовала смысловой значимости клички Наполеона — трудно было бы назвать, чего здесь не хватало.

— А у вас ничего! Богатенько… — протянула я. — Цветочки любите? — Я потрогала рукой шершавый листочек висящего на стене искусственного цветка и незаметно зацепила за него жучок.

На всякий случай где-нибудь нужно было пристроить и второй. Традиционное место бесед у русских людей — либо гостиная, либо кухня. Поэтому, оставив одного помощника в гостиной и делая вид, что мне жутко любопытно, как проживает столь известная личность, я отправилась в кухню. Ее стены также обильно были украшены цветами, и поскольку они не нуждались в поливе, я могла надеяться на сохранность жучков. Недолго думая, второе подслушивающее устройство я тоже разместила в одном из цветков.

Во время моего исследования наполеоновских хором сам хозяин смотрел на меня с изумлением.

— А ты наглая! — протянул он, когда я наконец соизволила посмотреть в его сторону.

— Как ты! — парировала я. — Думаю, по этой причине мы найдем общий язык.

В разговоре с Подольским я перескакивала с «ты» на «вы», в зависимости от его поведения. Вообще, я стараюсь всегда придерживаться в беседах правил этикета, но когда тыканьем унижают мое достоинство, я реагирую адекватно. Тем более люди такого типа, как Подольский, в интеллигентной обстановке чувствуют себя, наверно, не в своей тарелке.

— Итак, — я уселась в кресло и, поманивая пальцем, дала понять, что пора вернуть мою лицензию, — лагерь на сегодняшний день является вашей собственностью?

— Ты же знаешь. Кстати, а откуда?

— Служебных тайн не выдаю. Так вот, мне сделка, совершенная между вами и Сурковой, кажется весьма сомнительной.

— Кажется — крестись! — ухмыльнулся Наполеон.

— Давай не будем шутить. После подачи заявления об исчезновении человека менты не могут бездействовать, а если за дело возьмутся они, то тебе, насколько я понимаю, несдобровать. Они на тебя зуб имеют, сам знаешь, а некоторые из них тоже, между прочим, метят в Наполеоны, а заодно на генеральские погоны.

Подольский насупился, он явно не любил, когда его загоняли в тупик.

— Так вот, Суркова исчезла, куда — неизвестно. Живая она или труп — тоже. Ты владеешь по этому поводу какой-нибудь информацией?

— Понятия не имею! — с ухмылкой ответил Подольский.

— Почему она решила продать лагерь тебе?

— А я откуда знаю? Это у нее надо спрашивать. Решила и решила. Я хотел его приобрести, она — продать. Какие проблемы?!

Я поняла, что Подольский пока стоит на довольно твердых позициях, поэтому решила потребовать документальное подтверждение его слов.

— Покажи документы!

— Ради бога! — Наполеон вышел в другую комнату и через две минуты вернулся с документами в руках.

Я взяла бумаги в руки и внимательно стала их рассматривать. Среди договоров купли-продажи и прочих листков находилась та самая расписка, которую я благополучно извлекла из мусорницы. Я перечитала еще раз знакомые строчки и отложила расписку в сторону, чтобы посмотреть все остальное.

Везде имелись все необходимые печати, подписи, справки и прочее, в общем, придраться было не к чему. Подольский смотрел на меня самодовольно, с откровенным вызовом, считая, будто он в этом «бою» победитель. Однако, ведя себя таким образом, он глубоко ошибался, так как возбуждал во мне еще большую подозрительность. Ведь человек, не причастный к исчезновению Инны Георгиевны, вел бы себя совершенно иначе. Я решила, что не зря «кинула» здесь жучки, потратив на них, между прочим, солидную сумму.