Марина Серова - Грабь награбленное

— Ладно, адью, Бонапарт, — сказала я, поднимаясь с кресла.

Подольский сидел выпучив глаза, которые постепенно наливались кровью, и, по всей видимости, предполагал, будто я его таким образом морально опустила. Остерегаясь быть переброшенной через забор, я пояснила:

— До свиданья, говорю, до сви-да-ни-я! — Я поспешила направиться к двери.

— Назад так же полезешь или через дверь? — иронизировал Подольский, очевидно, желая, чтобы его слово было последним.

Я не стала отвечать — пусть радуется. Пока.

Время близилось к полуночи, когда я приехала домой, но спать не хотелось, наверное, потому, что выспалась перед визитом к Наполеону. Гарика и Кэт уже не было, на столе вверх дном лежала перемытая посуда — Кэт позаботилась. Я расставила все по местам и закурила. Эта процедура помогала мне думать. Но мысли как-то не хотели слушаться, разбегались в разные стороны, все-таки сказывалась усталость: лазанье по заборам не прошло даром. Я ощутила голод и, в надежде найти хоть кроху съестного, заглянула в холодильник. На верхней полке мирно покоились приготовленные мною на обед щи, но, несмотря на то, что я недавно просто мечтала о них, идея отведать хотя бы полполовника сейчас меня не прельщала.

Гарик имел завидный аппетит, судя по тому, как тщательно были уничтожены яства, приготовленные Кэт.

Оглядев содержимое холодильника, я протянула:

— У-у-у…

Как бы в унисон моему мычанию прозвучал заунывный звонок в дверь. Он, казалось, «голосил» как-то иначе, чем всегда, как будто его оторвали от ночного сна.

— Кого это принесло так поздно? — недовольно пробурчала я.

На цыпочках подкравшись к двери, я осторожно посмотрела в глазок. Свет в прихожей не горел, поэтому мое приближение к нему вряд ли кто-то мог заметить. Вообще, я не имею привычки знакомиться с гостем посредством глазка, но сейчас такая конспирация нужна была потому, что я предположила факт навязчивого продолжения ухаживаний Гарика.

За дверью, судя по длине волос и силуэту одежды, стояла женщина. В подъезде, конечно, царила темнота, но нос Гарика даже в ней весьма сложно было перепутать с чьим-то другим, а Папазян мне сейчас казался самым нежелательным гостем. Я бесстрашно открыла дверь и обнаружила за ней Курбанову.

— Добрый вечер, Таня.

— Вы хотели сказать: «Добрая ночь, Таня»? — съязвила я, возмущаясь столь поздним визитом клиентки; в конце концов, я имела право на нормальный сон.

Успокоив себя тем, что я все равно бодрствовала, я стала более мягко разговаривать с Екатериной, тем более появилась веская причина для этого.

— Вот, это вам, — она стала вынимать из пакета свертки с чем-то вкусным — судя по запаху, распространяющемуся по кухне.

Я жадно смотрела на них.

— Я названиваю вам весь вечер. Переживаю — что и как. Потом подумала, что вы занимаетесь рассле…

— Правильно подумала, — перебила я ее, жуя кусок копченой курицы, — дальше что?

— Решила, что раз вас так долго нет, значит, вы проголо…

— Правильно решила, — вновь перебила я, — дальше что?

— Дальше — ваша очередь. Рассказывайте, что нового. Я не могу сидеть в безвестности.

Я подумала, не стоит так резко разговаривать с клиенткой, она все-таки деньги платит, и стала, периодически сглатывая прожеванную пищу, рассказывать о событиях минувшего дня. Катерина становилась все мрачнее и мрачнее, так как теперь ей было ясно, что лагерь действительно Сурковой уже не принадлежит. Это для нее означало прежде всего необходимость поисков нового места жительства в Тарасове, поскольку домой, в Самару, уехать она не могла, так как нужно было дожидаться результатов расследования по факту исчезновения матери, да и, насколько я понимаю, без ведома мужа она не смела покинуть город, а ее Алик пока никаких вестей о себе не давал.

— Что же мне, начинать себе что-то подыскивать? — советовалась со мной Курбанова.

— Не думаю. Кто вас поставил в известность о том, что лагерь продан?

— Вы.

— До этого вы не знали о продаже?

— Нет.

— Будем считать, что не знаете и сейчас. К тому же дело с этой продажей — темное. И раз новый хозяин не торопится вас оттуда выселять, живите себе на здоровье.

— Какое уж там здоровье?! Ночей не сплю. А теперь — тем более, зная, что это чужой дом. Почему все так?

— Я обязательно это выясню, обещаю, — заключила я.

Курбанова поняла — разговор закончен, и встала, чтобы уйти.

— Вы, кстати, на чем? Ночь ведь уже! Может, подвезти? — вслед ей крикнула я.

— Нет, спасибо, я на такси, машина дожидается меня внизу. Завтра заедете?

— Угу, — пробормотала я, хотя знала, что это будет зависеть от обстоятельств.

После ухода Екатерины я еще немного покопалась в принесенных ею продуктах и, окончательно насытившись, завалилась спать.

Я тщетно махала в воздухе рукой, пытаясь нащупать будильник, который настырно пищал. В конце концов пришлось подняться и нажать на нужную кнопку. Первым пунктом в моем плане действий на этот день была проверка личности нотариуса, который заверял сделку по продаже лагеря. Все-таки сомнительные сделки заключаются преимущественно у сомнительных специалистов.

В этом деле я собиралась прибегнуть к помощи Кири, поскольку менты наверняка владели какой-нибудь информацией о чистоте совести людей этой профессии. Возможно, чья-то фамилия слишком часто мелькала в уголовных делах, наверно, что-то интересненькое могли рассказать осведомители. В общем, при желании нужные сведения можно было получить достаточно легко.

Выпив чашку свежесваренного кофе, я решила сначала сама наведаться в эту нотариальную контору, задавшись целью хотя бы со стороны посмотреть, что собой представляет нотариус. Иногда даже короткое знакомство с человеком дает довольно полную информацию о нем. Например, на Наполеона мне достаточно было только глянуть, и мне сразу стало ясно, какого полета эта птица.

Контора находилась в Трубном районе, на проспекте Энтузиастов, поэтому я сначала заскочила на заправку: бензин после вчерашней «прогулки» был на исходе. Выходя из машины, я заметила, что возле дверей в помещение стоит кучка людей.

— За чем очередь? — весело спросила я.

— За нотариусом! — ответил шутливо молодцеватый мужчина лет пятидесяти.

— А что, его еще нет? — поинтересовалась я.

— Ее, — поправила меня одна из женщин, — с десяти работает, а сейчас без пяти только.

Я и не додумалась, что нотариус — женщина: в документах была указана фамилия — Бойко — и инициалы. Я решила поинтересоваться общественным мнением об этой самой Бойко.

— Бабуля, — шепнула я, подойдя к самой на вид привередливой из собравшихся.

Она ничего не ответила, а только строго и вопросительно посмотрела в мою сторону.