Марина Серова - Грабь награбленное

Поскольку в магазине такого рода я была впервые и не знала, как себя вести, то решила последовать примеру находящейся рядом женщины, которая в окружении трех ребятишек, мал мала меньше, копошилась в куче хаотично набросанного белья. Женщина придирчиво осматривала каждую приглянувшуюся вещь и, если она приходилась по вкусу, откладывала ее в сторону. Ребятишки же, ошалев от такого доступного им изобилия, поочередно напяливали на себя то, что выбрала для них мать, и то, что просто им самим понравилось.

Понаблюдав за покупательницей, я стала делать то же самое: начала рыться в барахле в поисках того, что мне было нужно. Казалось, наблюдение за мной стало основным занятием продавцов: встав возле кассы, они с любопытством следили за моими действиями. Однако несколько позже мне суждено было удивить их еще больше.

Сзади послышался звонкий дружный детский смех. Обернувшись, я увидела, как самый младший из детей тщетно пытался выбраться из просторной, длинной, черной, в красный крупный цветок юбки, в которой он запутался. Причем из зияющей сбоку дыры высунулась маленькая ручка, машущая в воздухе.

Я кинулась ему на помощь, честно говоря, не столько из добрых побуждений, сколько потому, что эта юбка идеально подходила мне для задуманного. Я выпустила на волю взмокшего пленника злосчастной юбки и положила ее к себе в пакет. Несколькими минутами позже я откопала какую-то бесформенную блузу с распустившимися по краям нитками, изрядно помятую. Найти подходящую обувь тоже не составило труда.

Порывшись в разного рода туфлях и тапках, я напала на босоножки, где не хватало по ремешку, на который они должны были застегиваться.

Продавцы смотрели на меня растерянно-вопросительно, будто пытаясь понять, действительно ли я собираюсь это приобрести или разыгрываю их. Я не удержалась и съязвила:

— Упакуйте, это подарок.

Они недоуменно переглянулись, но, поймав мой решительный взгляд, все же выполнили просьбу. Даже многодетная мамаша смотрела на меня с неподдельным интересом. Наверняка мой визит в этот магазинчик станет темой разговоров скучающих продавцов как минимум на неделю.

Для выяснения в процессе бесед с обитателями вокзала того, что меня интересовало, мне нужна была фотография Сурковой, поэтому пришлось вновь навестить Курбанову.

Когда я приехала в лагерь, она кормила обедом Орлова. Он доедал какой-то суп, а Екатерина разливала по чашкам кофе. Получилось так, что моего приезда никто не заметил: я оставила машину немного поодаль, там, где была тень.

— Приятного аппетита, — сказала я, приблизившись.

Орлов поперхнулся, да так, что Курбановой пришлось долго молотить по его спине. Она посмотрела на меня обрадованно, чего нельзя было сказать о нем. Он глупо хлопал глазами, с каким-то непонятным страхом ожидая дальнейших событий. Я присела на свободный стул и обратилась к нему:

— Кажется, вы не случайно лишали нас своего присутствия все эти дни?

— П-почему не случайно? — поперхнулся Владимир еще раз.

— Ну вы же болели! — прекрасно изображая наивность, сказала я.

— Ах да! — Орлов улыбнулся во весь рот.

Однако ждать очередного вопроса он не стал и, отказавшись от кофе, поспешно отправился выполнять какое-то задание, данное ему Екатериной. Наверное, ей нелегко было выбирать поручение для работника, зная, что лагерь уже не является собственностью ее матери, но я предупредила ее — все должно оставаться, как прежде.

— Что нового? — спросила Курбанова, когда мы остались наедине.

— Мне нужна фотография вашей матери, желательно одна из последних.

— Зачем?

— Буду беседовать с людьми на вокзале и в аэропорту.

— Вы все-таки считаете, что с мамой все в порядке? — с нескрываемой радостью в голосе спросила Екатерина.

— Могу вам только сказать, что я обязана проверить все. Так что поторопитесь, время не ждет. Я хотела бы успеть сделать это сегодня.

Катя, как девочка, вприпрыжку побежала в дом и буквально через три минуты возвратилась с целым альбомом в руках. Она раскрыла его передо мной на первой странице и стала объяснять, кто, где и когда сфотографирован. Честно говоря, меня все это мало интересовало, но я не решилась прервать поток приятных воспоминаний, вызванных ностальгией по недавнему прошлому. Когда она примолкла, о чем-то задумавшись, я спросила:

— Выберите тот снимок, где она больше всего на саму себя похожа.

— Вот здесь она очень хорошо вышла, — Курбанова протянула мне фотографию.

— Катя, вы что, не понимаете, я не на конкурс фотомоделей ее собираюсь посылать, а попытаюсь добиться, чтобы люди по фото вашу мать узнали!

Курбанова виновато опустила голову и вынула из-под прозрачной пленки снимок, очевидно, более достоверный. На меня просто и непосредственно смотрела женщина, уже немолодая, но все еще красивая. Тем не менее за этой непосредственностью чувствовалась какая-то отягченность заботами и тревогами, как будто она, наработавшись, села передохнуть и вот-вот снова возьмется за дело.

Я молча приняла фотографию и убрала ее в свою сумочку.

— До встречи, — бросила я, уходя.

— Ты чего здесь шастаешь, цыганское отродье?! — накинулась на меня тетя Поля, нечаянно наткнувшись в подъезде.

Вернее, это я на нее налетела, поскольку спешила побыстрее убраться подальше из своего двора, чтобы соседи, узнав меня, не вызвали бригаду психиатрической помощи.

Тетя Поля еще долго кричала мне вслед всяческие проклятия, но я не обращала на это внимания, довольная тем, что раз она меня не узнала, значит, образ получился довольно натуральным. На своей машине ехать я не собиралась — не соответствовало сформированному имиджу, поэтому, отойдя от своего дома подальше, стала пытаться остановить такси.

Первые попытки были тщетными: водители даже не тормозили, считая, очевидно, что, прокатившись, я ничего не заплачу. Их предположения имели право быть, поскольку выглядела я на самом деле ужасно. Тем не менее ехать в таком виде в общественном транспорте или, хуже того, идти пешком мне не хотелось, поэтому, вытащив из спрятанного за пазухой кошелька полтинник, я стала им размахивать перед носом проезжающих автомобилей. Желающие подкалымить на этот раз нашлись.

Молодой парень на старой, года семьдесят пятого, «копейке» брезгливо сморщил нос, наблюдая, как я усаживаюсь в машину.

— Вот дрянь! — пробубнил он.

— Я русский понимать! — погрозила я пальцем, давая ему понять, что сказанное мне неприятно.

Он даже стал принюхиваться, желая уловить традиционный бомжовский запах. Я сплюнула в окошко комочек «Орбита» и резко дыхнула ему в лицо. Парень выхватил из моей руки полтинник и нажал на газ.

Через десять минут я жестом показала ему — надо остановиться. До вокзала оставалось пройти полквартала; нельзя было, чтобы кто-то из его обитателей заметил, как я подъехала на машине.