Диана Чемберлен - Дурочка, или Как я стала матерью

Видимо, он решил, глядя на мою истерику, что я беременна (буду-ка я, пожалуй, прятать здесь свой дневник еще лучше, чем прятала его дома).

– Я узнала о войне нечто такое, что мне лучше уехать отсюда. Иначе могу пострадать не только я, но и мои родители.

– Что такое ты могла узнать о войне… – нахмурился Денни.

– Неважно, – покачала я головой. – Не спрашивай меня больше об этом. Давай просто уедем отсюда, и поскорее.

Какое-то время он молча смотрел на меня, после чего кивнул.

– Хорошо, давай уедем.

– И ты обещаешь, что мы никогда не вернемся назад?

Деннис снова кивнул.

– У меня такое чувство, что, если я еще раз приеду сюда, меня просто арестуют, – сказал он как бы между прочим. – Когда ты будешь готова?

– Сегодня вечером, – ответила я. – Встретимся на Главной дороге, хорошо?

– Хорошо, – согласился он.

До отъезда мне нужно было сделать кое-что важное. Я хотела сообщить мистеру Хьюитту, что Сэнди – тот самый предатель, которого он ищет. Я долго ломала голову над тем, как мне это сделать. Само решение далось мне нелегко. Я помнила, с какой любовью он обращался со мной в эти несколько недель. Помнила нашу чудесную ночь в лодке. Неужели он просто использовал меня? Трудно было в это поверить. Но то, как он повел себя в последнюю ночь, стало для меня настоящим шоком. Я узнала совсем другого Сэнди. Вдобавок надо было выручать мистера Сато: все считали шпионом его, хотя настоящим шпионом был Сэнди. Но я не могла просто взять и прийти к мистеру Хьюитту на станцию Береговой охраны. Во-первых, Сэнди сразу бы догадался, что я замышляю. Во-вторых, мистер Хьюитт запретил мне разговаривать с ним в присутствии его парней.

Оставить ему записку я тоже не могла. Было всего лишь воскресенье, а он придет на маяк не раньше вечера вторника. За эти три дня записка наверняка попадется на глаза родителям. И тогда я сделала то, что могло сработать, а могло и не сработать. Я поднялась в световую камеру с тем рубиновым ожерельем, которое подарил мне Сэнди. Рубин – из тех камней, которые могут резать стекло. У меня, правда, промелькнула мысль, не подарил ли он мне подделку. Что ж, настало время это выяснить. Там, где я обычно оставляла свою записку, я выцарапала на стекле имя Сэнди. Разумеется, его настоящее имя, то самое, которое я тщательно вычищала бритвой с первых страниц дневника (на случай, если кто-то найдет его и втянет мою семью в неприятности). Господи, как же мне страшно! Остается надеяться, что я все сделала правильно.

По правде говоря, я понятия не имею, увидит ли мистер Хьюитт вырезанное на стекле имя. В глубине души я надеюсь, что этого не произойдет, потому что никак не могу поверить в то, что Сэнди такой уж плохой. Во всяком случае, я попытаюсь проинформировать мистера Хьюитта. А потом придется положиться на волю судьбы.

Родителям я оставила записку. Написала, что уезжаю туда, где смогу получить хорошее образование, а со временем закончу колледж и стану учительницей. Родители давно считают, что я отбилась от рук, так что вряд ли их удивит мое бегство. Я даже не написала, что люблю их и буду скучать по ним, хотя все это чистая правда. Я только добавила, что буду в полной безопасности, иначе они сойдут с ума от беспокойства.

По пути в Хай-Пойнт я не проронила ни слова. Дорога тянулась бесконечно, и с каждой милей мне становилось все хуже. Меня тошнило потом ночь напролет. Я старалась не думать о том, что сделала. Сбежала из дома, выдала Сэнди и все такое прочее. С собой я взяла только дневник, кое-что из одежды и это ожерелье, в подлинности которого я больше не сомневаюсь. Не понимаю, как человек, подаривший мне настоящее рубиновое ожерелье, мог так поступить со мной?

Для Денниса и Сью-Энн не секрет, что я схожу с ума от беспокойства, но им хватает такта не допытываться у меня о причинах моего бегства. За это я им искренне признательна. Сью-Энн – добрейшее в мире существо. «Просто положись на нас, детка» – так она мне сказала. Именно это я и собираюсь сделать, потому что ничего другого мне не остается.

Никогда еще на парковке у «Шорти» не было так пусто. Должно быть, все, кого пригласили отметить восьмидесятилетие Генри, оставили свои машины по соседству, чтобы не возбудить подозрений именинника. Джина, впрочем, припарковалась вплотную к двери. Она и так испереживалась, пока везла сюда воздушные шарики. Не факт, что ей удалось бы сберечь их в целости и сохранности, если бы она добиралась до ресторана пешком.

Не так-то просто было сместить фокус своего внимания с Рани на это торжество. Джина так и не получила ответа от миссис Кинг, хотя оставила ей еще одно сообщение. Зато после обеда ее ожидало очередное письмо от Дениз, которая по-прежнему жила в Хайдарабаде.

«Дети все еще здесь, – писала Дениз, – хотя в любой момент их могут перевести в государственный приют. Рани тебя помнит и все время спрашивает, где ее «мама». Одна из новых воспитательниц говорит по-английски. Она-то мне и переводит. Я попросила ее объяснить Рани, что ты ждешь ее и думаешь о ней каждый день».

Каждую минуту. Джина плакала, читая это письмо. От радости, что Рани пока не перевели в другой приют и Дениз может присмотреть за ней. И от мысли о том, что девочка еще помнит свою «маму». Как же это несправедливо. Как жестоко по отношению к ним обеим.

Она вновь обратила внимание на воздушные шарики, которые надо было аккуратно извлечь из салона автомобиля и перенести в ресторан. Уже в задней комнате она выпустила из рук длинные ленты, и первые гости начали украшать шарами помещение.

Время близилось к половине седьмого, и народу в зале становилось все больше. Заднюю комнату закрыли на вечер для публики, но это никак не сказалось на посетителях, потому что почти все они оказались в числе приглашенных – за исключением разве что близких дружков Брока. Игра в бильярд была уже в разгаре, а еще парочка парней коротала время за игрой в дартс. Оставалось надеяться, что они не попадут в развешанные повсюду шары. Уолтер и Брайан затеяли очередную шахматную партию, пообещав закончить ее с приездом Генри. Шахматный столик задвинули в дальний конец комнаты, а по всему залу расставили маленькие столы, на которых красовались простенькие букеты. Шеф-повар уже готовил для приглашенных пасту и фаршированную камбалу.

– Джина!

Повернувшись, она увидела Мэгги О’Нил, которая мчалась к ней от входной двери. Наклонившись, Джина крепко обняла девочку.

– Привет, Мэгги, – сказала она. Джину порадовала доброжелательность девочки. С Мэгги они встречались только однажды – в ту ночь на дюнах, и Джина не ожидала, что девочка запомнит ее. Вслед за Мэгги к ней подошли родители девочки, и Джина первой протянула Алеку руку.