Марина Крамер - Соблазны Снежной королевы

– Да? Это он тебе так сказал?

Бабушка укоризненно посмотрела на меня:

– Разумеется, нет. Я сама это вижу. Он зависим от тебя, не может отказать в просьбе, так и будет бежать по первому зову. Так помоги ему – не зови.

– Вот скажи мне, – отставляя чашку на тумбочку, спросила я, ожесточаясь, – скажи, почему всю мою взрослую жизнь ты только и делаешь, что обвиняешь меня в чем-то? Почему ты защищаешь чужого тебе человека от меня, своей родной внучки, а? Мне вообще кажется, что, случись тебе выбирать, ты никогда не сделала бы выбор в мою пользу. Ты бы выбрала Светика и его Макара! Потому что, как ты однажды заявила, «они эмоционально теплые»! А меня, меня-то кто вырастил такой, а? Ведь ты же меня воспитывала! Ты сама, своими руками и своими примерами! Так кто виноват в том, что я такая?!

Бабушка удивленно посмотрела на меня:

– Мне кажется, это ты обвиняешь меня в своих неудачах. Я виновата в том, что ты не смогла устроить семейную жизнь? Или в том, что ты сдуру решилась на криминальный аборт от этого своего Кирилла? Или, может, в том, что Святослав не смог выдержать того пресса, которым ты давила его все время, пока вы были вместе? Где, скажи, в каком моменте я оказалась неправа? Или что, по-твоему, я сделала не так? Я не учила тебя скакать по чужим постелям! Не учила ставить карьеру превыше семьи! И не учила ненавидеть детей настолько, чтобы всеми правдами и неправдами их не рожать!

Я открыла рот, чтобы ответить, но она уже не слушала – так и вышла из комнаты, сохраняя спину идеально ровной, плечи – развернутыми, а голову – царственно вскинутой. Не женщина, не старушка – скульптура работы очень хорошего мастера.

Я уткнулась лицом в подушку, заглушая приступ кашля, и не слышала, как бабушка попрощалась со Славой и хлопнула дверью. Так всегда – любой разговор сводится к тому, что я неудачная, неправильная, слишком жесткая, слишком увлеченная карьерой. А уж тема о детях – золотое дно для бабушки. Можно подумать, она всю жизнь только и мечтала, что нянчить правнуков! Но как же она умеет больно ткнуть в самое кровоточащее место, боже мой… Родная бабушка! Ведь кому, как не ей, хорошо известно, чего мне стоило убедить себя в том, что я не хочу иметь детей. Не «не могу», а именно – не хочу. Раз уж вышло, что их у меня не будет… Мне было легче жить с подобным оправданием, легче смотреть на бегающих вокруг ребятишек. Со временем я даже научилась их не замечать. А Светик со своим Макаром буквально носом меня ткнул, как тычут в лужу на полу щенка – мол, вот, смотри, ты не можешь, а я могу, я все сделал правильно, как люди, а ты никогда так не сумеешь. Как же обидно… Множество семей живут, не имея детей, и, возможно, не очень об этом задумываются, а моя бабушка возомнила, что я обязана была стать инкубатором для ее гениальных правнуков. Ну что ж – теперь у нее есть Макар, пусть и не родной по крови, зато близкий по духу и к тому же подающий надежды пианист. Прямо бабушкина отрада и гордость!

Мой внутренний монолог внезапно показался мне смешным и нелепым, а вовсе не горестным. Ну а что – лежит в постели почти сорокалетняя тетка и ревнует бабушку к девятилетнему пацану! Смешно же… Как будто Макар у меня конфету отобрал. Пора бы уже забыть об этом, пусть бабуля развлекается, если ей так хочется, пусть занимается с ним и готовит к конкурсам, пусть рукоплещет ему из зрительного зала – мне-то что с того? Не убудет…

Дома я пролежала неделю, так как приступы кашля не давали возможности вести разговоры, что исключало любое появление в офисе. Каждый вечер с отчетом приезжал Кукушкин, я составляла ему подробные записки с инструкциями для предстоящих судов, которых, как назло, на этой неделе было назначено аж три, и отменить два из них мы не могли. Димочка старательно все прочитывал, задавал вопросы, делал какие-то пометки и исчезал. Слава почти все время проводил за компьютером и выходил на улицу либо днем, либо в то время, когда приходила домработница. Пару раз звонил Туз, интересовался моим самочувствием и предлагал помощь. Но самый неожиданный визит состоялся днем в четверг.

Слава с утра решил доехать до рынка, а я, приняв душ и переместившись в гостиную, готовила очередную записку для Кукушкина. Звонок в дверь раздался довольно неожиданно – у телохранителя был ключ, но я решила, что он его просто забыл, а потому открыла и замерла на пороге. Передо мной на лестничной площадке стояла Дайан Невельсон, держа в руке большой черный зонт, с которого стекали капли.

– Дайан? – удивилась я, переходя на английский. – Вы ко мне?

– Да, я к вам. Могу войти? – спросила она, как-то нервно дернув плечом.

– Да-да, конечно, простите, что держу вас на пороге, – спохватилась я, впуская ее в квартиру. – Как вы нашли меня?

– Посмотрела ваш адрес в блокноте мужа.

В голове у меня словно зажглась красная лампочка – опасно. Откуда у Невельсона мой адрес, да еще записанный в блокнот, зачем он ему? Не припомню, чтобы приглашала его в гости.

Дайан сбросила плащ, поставила зонт в угол, снова надела через плечо большую кожаную сумку-мешок и вопросительно посмотрела на меня. Указав ей на гостиную, я пошла на кухню поставить чайник, а когда вернулась, обнаружила Дайан сидящей в кресле и слегка раскачивающейся вперед-назад.

– С вами все в порядке? – спросила я, дотрагиваясь до ее плеча, и она вздрогнула:

– Да-да, все хорошо. Я немного промокла.

– Сейчас мы выпьем чаю с малиновым вареньем, это поможет согреться. Или хотите чего-нибудь покрепче?

– Нет, спасибо, я не пью спиртного.

Я зачем-то напрягла память и попыталась вспомнить, видела ли хоть однажды во время наших встреч в руках Дайан бокал с напитком, и не смогла. Видимо, действительно не пьет.

Засвистел вскипевший чайник, и я вернулась на кухню, не переставая думать о том, зачем же пожаловала ко мне супруга Невельсона и почему у нее такой напуганный вид. Уж не случилось ли чего? Но – почему ко мне? Есть консульство, и логичнее всего идти туда, если возникли проблемы. Внеся поднос с чашками и вареньем в гостиную, я увидела все ту же картину – Дайан, медленно раскачивающаяся в кресле, смотрит в одну точку.

– Мне кажется, у вас что-то случилось, – начала я, усаживаясь на диван и беря в руку чашку.

Дайан, снова дернув плечом, потянулась к подносу и пробормотала:

– У меня – нет, а вот у вас…

– У меня?

– Да. У вас, Варвара. У вас – и у Руслана.

Я почувствовала укол в сердце – любое упоминание имени Алиева до сих пор причиняло мне боль. Прошло слишком мало времени, и я все еще не могла привыкнуть к мысли, что Руслана больше нет.