Борис Ушаков - Не все трупы неподвижны

— Не злись. Выпьешь в отеле.

Мы покидаем «Карфур». Рассерженная Кассандра уносит с собой шариковую ручку, мартини и обиду, а я — бейсболку, печенье и канистру с чудотворной водой. Да, чуть не забыл! От посещения супермаркета в моей памяти ещё остаётся красный американский пикап на стоянке перед входом. Грязное чудовище с трудом помещается среди мелких легковушек. В кабине никого нет.

На крыльце «Галльского петуха» мы встречаем Анибаля, который, громко сопя от усердия, подметает ступени синтетической метлой. Увидев нас, Анибаль испуганно прижимается к перилам. Надутая Кассандра, даже не взглянув на парня, входит в отель. Я останавливаюсь возле Анибаля.

— Бонжур, Анибаль!

— Бонжур, мсье.

— Как дела? Уже решил, что подаришь брату?

— Да.

— Купишь что-нибудь?

Анибаль печально качает огромной головой:

— Нет денег.

Я удивлён:

— Я же тебе недавно дал пять евро.

— Я потратил.

— На что?

— Купил фейерверки.

Я упрекаю парня:

— Нельзя тратить все деньги на удовольствия, Анибаль. Перерождайся.

— Хорошо, мсье.

— А как же подарок Адольфу?

Анибаль с подозрением оглядывается и понижает голос:

— Я подарю ему Очень Большую Рыбу.

Я тоже шепчу:

— Где же ты возьмёшь эту замечательную Очень Большую Рыбу?

— Я знаю, где она живёт. Только это секрет, мсье.

Я киваю с понимающим видом — мол, положись на меня, я умею хранить секреты.

— И где она живёт? В океане?

— Нет. В нашей реке.

— Откуда ты знаешь?

— Я видел.

— Что ты видел?

— Рябь на воде. Пузыри.

— Какие пузыри?

— Пузыри Очень Большой Рыбы. Она дышит.

— А зачем она Адольфу?

— Не знаю. Я же глупый.

Анибаль показывает язык. Ясно, разговор окончен. Я сую блаженному в руки пачку печенья и поворачиваюсь, чтобы уйти, но он добавляет:

— Адольф не верит в Очень Большую Рыбу.

— А ты?

— Я верю.

Обиженная на меня и на весь свет Кассандра забралась на олимп, поэтому я отправляю себя к себе. В номере я первым делом запираю дверь на ключ, потом устраиваю баррикаду из стульев и, наконец, складирую под кровать четвёртую канистру с водой. Ну вот, сорок литров первоклассной чудотворной воды готовы к употреблению. Марина будет довольна. Только подумал о своей любимой супруге, как она тут как тут. Звонит.

— Халло!

— Халло, родной! Как ты там?

— С чувством глубокого удовлетворения пересчитываю полные канистры.

Марина довольна:

— О’кей! Послушай, дорогой. Я сегодня была у Половинкиной. Она интересуется, как ты себя чувствуешь.

Я перечисляю свои дефекты:

— Передай ей, золотко, что онемение верхней губы у меня почти прошло, равновесие продолжаю терять при каждом удобном случае, чай всё так же противен и я по-прежнему забываю слово «абрикос». Другого ущерба здоровью не припоминаю.

— А таблетки пьёшь?

— Пью.

— Честное слово?

— Честное-пречестное!

Мне стыдно, но ведь в Лурде не одна лже-Кассандра врёт, как дышит.

— Тогда до завтра, мой хороший? Чюсс!

— Чюсс!

Смотрю на замолчавший мобильник. Сердце болезненно сжимается от одиночества. Маринка! Мариночка! Где ты? Мне так тебя не хватает! Моралисты могут спросить: «А как же милая маленькая Кассандра?» А что Кассандра? Пока совершенно непонятно, зачем девочке-эльфу понадобился возрастной малоизвестный писатель, занимающий неопределённое место в круговороте жизни. Кассандра не заменяет мне Марину. Каждая планета движется по своей определённой траектории. Разве планета Кассандра способна заменить собой планету Марина? Ведь нет? А я просто точка их пересечения.

Укладываю себя на диван. Я опять обессилел. Невероятно устал от чужих людей вокруг, тайн, кошмаров и неизвестности. Уже в полудрёме постановляю на сегодняшний обед не посягать. Я с детства испытываю отвращение к цветной капусте. И не нужно меня убеждать, что это безумно вкусно. Как, наверное, сказал бы капитан Камбрэ: «Плавали, знаем!»

Крепко сплю. Мне снится Анибаль, дико скачущий при луне с огромным сачком в руках. В сачке перекатывается отвратительного вида Очень Большая Рыба. У этой твари тусклая чешуя цвета горчицы и почему-то лицо Гутентага, хотя я ни разу не видел лица пропавшего детектива. Ну и ладно. Зато я видел Мону Лизу.

Вздрагиваю всем телом и открываю глаза. В номере стоит полумрак. За розовыми гардинами синий вечер мокнет в косых струях дождя. Слышно визгливое лаянье Стичи. Машинально постукиваю пальцами по дивану. На моём тайном языке это означает: «А ну, лежебока, быстро приходи в сознание! Пора на ужин. Баланс нарушать нельзя. Такое правило».

К ужину Луиза подаёт суп, эскалоп с картошкой и на десерт печёные яблоки. Плюс аперитив с дижестивом. Вот это, я понимаю, пища! Это вам не бесцветная цветная капуста. В столовой теперь гораздо тише. Де Миньоны уехали в свою Барселону, телевизор выключен, дон Пидро и понурый Пападопулосов постоянно молчат, а одна мама Буэно не в состоянии производить такое же количество шума, сколько два бельгийских байкера и телеящик.

Кассандра обслуживает постояльцев с каменным личиком. За весь ужин ни одной лучезарной улыбки, ни одного доброго слова и ни малейшей реакции на меня. Я тоже не обращаю на неё внимания. Тем больше моё удивление, когда, собираясь поздно ночью ложиться спать, вдруг слышу тихий стук в дверь.

— Кто там?

— Кассандра.

Открываю. За дверью стоит, обхватив себя руками, девочка-эльф.

— Можно к тебе? Я боюсь ночевать одна.

Молча впускаю неожиданную гостью. Пока я вожусь с баррикадой, Кассандра проворно раздевается и ложится в мою постель. Я выключаю свет, занимаю собой место на диване. Кассандра с удивлением спрашивает:

— Что за театр, милый? Ты на меня обиделся? Не будь занудой, иди сюда.

Неохотно отвечаю:

— Прости, но я чувствую, что не должен так поступать с тобой. Я устаревший экземпляр любовника. Всё это неправильно, нечестно. Как-то гадко!

Кассандра ехидничает:

— А раньше тебя всё это не останавливало, мой герой.

— Тогда я был чересчур взволнован.

Кассандра ждёт несколько мгновений, но в тёмной комнате ничего не меняется. Тогда она желчно бросает: «Вы даже сами не знаете, какой вы дурак, мсье Вадим!» — резко отворачивается к стенке и с головой накрывается моим одеялом.

Я что? Правда, такой дурак?

— Вставайте, мсье Вадим!

Чей-то голос настойчиво вторгается из Яви в моё забытьё. Впрочем, если к нему не прислушиваться, то он почти не мешает.

— Вставайте, мсье Вадим!

Голос становится громче. Какой же он неприятный! А может, это Марина? Нет, у Марины голос не такой противный, значит можно спокойно оставаться в Нави.

— Ну что за человек! Вставай, мой герой!

Чьи-то ледяные пальцы трясут меня за плечо. Вот это уже перебор! Я рывком сажаю себя на диване.