Марина Серова - На ловца и зверь бежит

— Конечно, какие проблемы, — удовлетворенно ответил Эдуард Игоревич.

— Тогда до завтра? — Я смахнула мокрую прядь со лба.

— Всего хорошего, — вежливо попрощался Шарков.

Я снова забралась в горячую ванну и, с удовольствием вытянувшись в ней, вернулась мысленно к Рахмонову.

Завтра мне надлежало заняться им вплотную. Конечно, я уважаю кропотливый труд криминалистов, но если есть возможность не загружать их дополнительной работой и обойтись своими силами, я стараюсь использовать свои методы, которые не раз подтверждали свою эффективность. Один из этих методов — рассчитанное психологическое давление.

Люди, в большинстве своем, существа весьма слабые, доверчивые, подверженные всяческим страстям и стрессам, не говоря уж о страхе смерти. К тому же человек, знающий за собой какие-то грешки, становится вдвойне уязвимым. Я рассчитываю не на то, что его восстающая совесть окажется моим союзником в деле разоблачения его неблаговидных поступков, а на то, что неустранимая фактичность этих поступков все равно рано или поздно обнаружится. А если софит пограничной ситуации умело направить на его бледное лицо, ослепляя его и резкой вспышкой высвечивая темный силуэт его казуистического прошлого, то эта фактичность выстрелит вам прямо в лоб. Этому меня научил почти вековой опыт западного психоанализа.

Шанс, что документы у Рахмонова, хоть и незначительный, все же имеется, и поэтому скидывать его со счетов пока не следует.

Завершив свою интеллектуально-аналитическую помывку и подумав о самой себе: «Красиво излагает, собака», — я решила, что неплохо было бы чего-нибудь съесть, хотя, говорят, поздний прием пищи не идет на пользу организму. Но что касается меня, то я легко расстаюсь с лишними калориями в силу значительных физических и умственных усилий, которых требует моя работа.

Обжарив накрошенный лук до золотистого цвета, я кинула на сковороду несколько ломтиков ветчины и, подвергнув их той же процедуре, разбила туда пару яиц. Аромат жареного лука, перемешиваясь с запахом копченого мяса, приятно щекотал ноздри. Но более всего впечатлял вид двух маленьких солнышек, соблазнительно шкворчащих и подрагивающих на «тефали».

Запив эту немудреную пищу стаканом томатного сока, я направилась в опочивальню. Но перед тем, как рухнуть на мою антикварную кровать, присела перед зеркалом.

Открыв баночку «Клиник», я кончиками пальцев нанесла крем на лицо и шею и осторожно распределила его по всей поверхности. Его маслянисто-влажная прохлада приятно освежила кожу. Ну а теперь — в постель.

— Замечательный у вас кофе, Татьяна Александровна! — восхищенно причмокивая, с улыбкой произнес Шарков, который застал меня за завтраком.

Я с ходу предложила разделить со мной мою трапезу, но он, заверив меня в том, что не голоден, согласился только на кофе.

— Где вы берете такой кофе? — лукаво поинтересовался он, опуская чашку с блюдцем на стол.

— Может быть, еще? — гостеприимно поинтересовалась я и только после этого ответила: — Это подарок знакомой колдуньи.

— Колдуньи? — удивленно переспросил он, благодарно кивнув, когда я поднесла к его чашке дымящуюся джезву.

— Вы не верите в колдовство? — усмехнулась я.

— Да как вам сказать, — уклончиво произнес Шарков, — не то чтобы не верю, просто никогда не сталкивался с подобными явлениями.

— Ну а вот сейчас столкнулись, — намекая на колдовскую прелесть напитка, сказала я.

— Да, действительно, есть что-то мистическое в этом кофе, — дружелюбно подтвердил Эдуард Игоревич и, переходя к официальной части своего визита, спросил: — Сколько еще требуется денег?

— Как обычно, аванс за три дня.

— Вы мне можете сказать что-нибудь по ходу расследования? — Шарков сделал маленький глоток и поднял на меня свои карие глаза.

— Вообще я даю письменный отчет по окончании дела, могу только сказать, что я напала на след. Вам известно, что Гарулин тоже ищет эти бумаги и вставляет мне палки в колеса?

— Этого можно было ожидать, — невозмутимо констатировал Шарков.

— Ну ладно, это мои проблемы, — так же спокойно сказала я.

— Могу я вам чем-то помочь? — одновременно деловито и любезно поинтересовался Шарков.

— Если бы вы узнали, откуда у Гарулина мой адрес… — медленно и неуверенно произнесла я, впрочем, не особенно надеясь на его помощь.

— Могу я от вас позвонить?

— Конечно, — кивнула я.

Вскоре из гостиной донесся его голос.

— Рита? Доброе утро. Как дела?

После секундной паузы он продолжил.

— Понял, понял, — сочувственно отвечал Шарков и, останавливая Ритины излияния, безо всяких экивоков спросил: — Риток, ты не слышала о такой Ивановой Татьяне Александровне?

Дальше пошли междометия типа «ага» и «угу», которыми Шарков, точно вехами, делил на куски Ритину речь. Свалив посуду в раковину и деликатно дождавшись окончания разговора, я вошла в гостиную, неся недопитый кофе Шаркова.

Протянув ему чашку, я вопросительно посмотрела на него.

— Секретарша Аркадия сказала, что вчера шефу кто-то позвонил, не захотел представиться, только сказал, что это в его интересах. Аркадий с ним разговаривал минут пять, а потом переключил на Риту и велел ей записать ваши координаты. Еще она сказала, что этот человек звонит уже не первый раз, Рита узнала его голос. Это все, что мне удалось узнать, — закончил свою длинную реплику Шарков.

— А она не сказала, в какое время был этот звонок? — попыталась уточнить я.

— Сразу после обеда, то есть в начале третьего.

— Это был мужской голос? — продолжала я свой импровизированный допрос.

— Да, что-то вроде баритона.

— Спасибо за информацию, — поблагодарила я.

— Если это уcкорит расследование… — протянул Шарков.

— Без сомнения, — ободрила его я.

— Да, чуть не забыл, — шутливо заметил он, — вот ваш аванс еще за три дня: шестьсот. И вы говорили о накладных расходах. — Он положил на стол десять стодолларовых купюр и спросил: — Как вы полагаете, сколько еще может продлиться поиск документов?

— Это зависит от ряда обстоятельств, — уклончиво ответила я, не желая брать на себя срочные обязательства, — но, я думаю, не больше недели. — И в свою очередь с тонким юмором спросила: — Это не сильно подорвет ваш бюджет?

Шарков в своей шутливой манере поднял глаза к потолку, словно умоляя Творца небесного о сострадании, и потом, быстро переведя взгляд на меня, наигранно-тяжело вздохнул и усмехнулся:

— Но только не больше недели. — В его карих глазах зажглись озорные огоньки.

Он почесал лоб, поднялся с кресла и, поблагодарив меня за кофе, неторопливой походкой направился к выходу.

Я набрала один из номеров, оставленных мне Шарковым, и, когда на том конце провода сняли трубку, попросила пригласить Рахмонова.