Андрей Константинов - Адвокат. Судья. Вор (сборник)

Можно было бы, конечно, слить информацию о предстоящем рандеву в сауне Палычу, а его ребятки без всяких глупых прокурорских санкций отлично срубили бы, о чем Андрюша с Женей покалякать решили… Но отдавать Антибиотику «полуфабрикат» не хотелось. Очень не хотелось. Палыч в последнее время стал меньше доверять подполковнику, а стало быть, Ващанову необходима была убедительная реабилитация. Геннадию Петровичу позарез нужно было показать не только свою полезность, но и необходимость, и даже незаменимость. А все это мог дать только конкретный, убедительный и осязаемый результат… О чем там Кондрашов с Обнорским в бане болтать будут – это еще бабушка сказала надвое. Интересный разговор у них сложится – все лавры себе Палыч заберет, а если туфта пойдет – виноватым Ващанов окажется… Ну и было еще одно обстоятельство: если Серегин действительно знает что-то об «Эгине», то было бы очень даже неплохо, если бы информацию эту снял с него именно Ващанов… Мало ли как дело повернется… Информация никогда лишней не бывает… нет, подполковник не собирался крысятить картину, даже если все сложилось бы удачно… Но если именно он, Ващанов, принесет «Эгину» Палычу на блюдечке, тогда и цена за работу вырастет… Существенно вырастет…

Геннадий Петрович вздохнул. Раз такой расклад получается – что ж… Дорожка остается только одна… Только одна. И, к сожалению, она очень узкая и скользкая… Но ведь мы не всегда свои дороги выбираем. Иногда и они выбирают нас…

Колбасова к себе в кабинет подполковник вызвал только под вечер. Разговор предстоял долгий и вязкий, хотя Ващанов и был уверен в том, что опер и сам все прекрасно понимает. Взгляд иногда говорит больше, чем длинная речь…

– Ты проходи, Вова, проходи, присаживайся… Умаялся небось? «Наполеончиком» побалуемся?

– Не откажусь, – скромно кивнул Колбасов.

Геннадий Петрович сходил к заветному холодильнику, извлек оттуда пузатую черно-зеленую бутылку, быстро скрутил пробку, расплескал по двум стаканам золотистую жидкость.

– Ну, будем, что ли?..

Они чокнулись, выпили коньяк, как водку, подышали потом тяжело, покряхтели. Закурили.

– Интересная штука жизнь, – издалека начал Ващанов. – Сплошные несправедливости вокруг. Тот, кто ворует, на Майами загорает, а ведь воруют, Вова, воруют по-черному… А кто-то до получки не дотягивает…

– Известное дело, – откликнулся Колбасов. – Кому – нары, а кому – Канары…

– Вот-вот, – кивнул Геннадий Петрович. – Ты бутербродик будешь?

– Можно…

Подполковник снова сходил к холодильничку, достал половинку батона, банку красной икры и начатую пачку масла. Бутерброды Ващанов смастерил сам и икорку намазывал на булку щедро, не жалеючи…

– Держи, Володя, подкрепись…

– Спасибо.

Вторые порции коньячка ушли в организмы еще лучше, чем первые: под икорку он хорошо уходит, коньячок французский… Если б еще клопами не пах. Но нет в мире совершенства…

– Меня что больше всего сейчас тревожит, Володя… – продолжил разговор Геннадий Петрович. – Законов у нас нормальных нет. Для более успешной, понимаешь, борьбы с организованной преступностью… А разные чистюли вроде Никитки Кудасова нашего руки боятся себе испачкать… А ведь вор-то, Вова, вор должен в тюрьме сидеть. И заметь, любой ценой.

– Я тоже так считаю, – поддакнул чуть раскрасневшийся от коньяка Колбасов.

– Это хорошо, – кивнул Ващанов. – Масштабно мыслишь, Вова. По-государственному. Народ ждет от нас наведения порядка, и наша задача – этот порядок обеспечить. «Если враг не сдается – его уничтожают». Знаешь, кто сказал?

– Карл Маркс? – попытался угадать опер.

– Почти, – покрутил головой подполковник. – Сталин это сказал… Я тебе говорил, Вова, что ты в резерве на работу с большим объемом? Давай-ка за это еще по пятьдесят капель…

Они выпили по третьей. Ващанов облизал губы и задал новый вопрос:

– Как ты думаешь, чем труд руководителя отличается от исполнительской работы?

– Ответственностью, – подумав, сказал Колбасов.

– Не только, Вова, не только… Еще – умением видеть перспективу. А бывает так, что перспективу эту и подстегнуть надо…

– Я понимаю, – закивал Владимир Николаевич.

– Вот и славно, – улыбнулся подполковник. – Слушай, да что мы с тобой все о работе да о работе… Так тоже нельзя. Однобоким человеком стать можно. У меня кроме работы – веришь, Вова, – и нет-то почти ничего… Одни служебные отношения. А это неправильно. Надо, чтобы рядом друзья были, чтоб не только по службе. Чтоб в трудную минуту проблемы помогли перемолоть, а в радостные – радость с другом делить приятнее… Понимаешь?

– Понимаю…

– Ну и ладно… Пойдем-ка, Володя, по коридору погуляем. Накурено тут у нас, пусть проветрится пока…

Разговор приблизился к слишком опасной черте, чтобы Геннадий Петрович рискнул остаться в своем кабинете. Мало ли какое говно могли «добрые люди» в щели понапихать? Та же Лера могла…

В длиннющем коридоре Ващанов взял Колбасова под локоток, и они неспешно побрели вдоль однотипных казенных дверей – ни дать ни взять, Шерочка с Машерочкой…

– Разработку-то по Барону до конца довести надо, Вова, – очень тихо сказал подполковник. Почти прошептал. Колбасов молча кивнул, и Геннадий Петрович продолжил: – Я вот что думаю… Ты говорил: кому – нары, а кому – Канары… Самое неприятное, когда менты ссученные жировать начинают. Такие, как этот Кондрашов. Гниды продажные… Такие вообще жить на белом свете не должны…

Владимир Николаевич искоса вопросительно глянул на шефа. Подполковник подтверждающе прикрыл глаза.

– И суки такие действительно долго не живут. Помнится, этот Кондрашов Сибиряка сажал в свое время… Глубоко сажал, очень тогда Сибиряк расстраивался… А ведь он сейчас в городе, бандит этот… Как таких с половины срока на поселок выпускают – ума не приложу… Прогнило все, Вова… Так вот что я думаю, Владимир Николаевич… Сибиряк ведь наверняка спит и видит, как бы Жене Кондрашову должок вернуть… Представляешь, что случится, если Сибиряк вдруг заранее узнает точное время, когда его крестный в тихой, уединенной баньке париться будет?

– Ага, – кивнул Колбасов. – Все там в баньке и останутся… Да и хуй бы с ними.

– Ну… Володя, нельзя же так, – укоризненно покачал головой Ващанов. – Все-таки речь идет о жизнях человеческих… Хотя, с другой стороны, мы-то что сделать можем? В каждую бандитскую разборку не впишешься. Но! – Геннадий Петрович поднял вверх указательный палец и окончательно перешел на шепот: – Есть и еще одна информация: у Обнорского с Кондрашовым отношения испортились. Да-да, Володя, испортились… А этот Обнорский мальчик непростой, тоже умеет кое-чего… Научился, сука, в Аравии своей… И мне так кажется, что этому журналисту ничего не стоит дружка-то своего порешить безжалостно… Удивился бы ты, Вова, если бы взял с поличным, что называется, нашего писаку над теплым трупиком убиенного кореша? А?