Филлис Джеймс - Череп под кожей

Остановившись у двери спальни, Корделия взглянула на часы. Было два часа сорок две минуты. Кларисса попросила разбудить ее в два сорок пять, но едва ли несколько минут имели какое-то значение. Она постучала, сначала тихо, потом громче. Ответа не последовало. Возможно, Кларисса уже проснулась и ждала ее в спальне. Корделия толкнула дверь, и та, к ее удивлению, открылась. Опустив глаза, она заметила, что ключ остался в замке. Дверь поддалась легко – под ней не было никаких препятствий в виде полотенца. Значит, Кларисса уже встала.

Почему-то – Корделия не могла понять этого даже по прошествии некоторого времени – ее не посетило дурное предчувствие, она не испытала никакого волнения. Шагнув в темную комнату, она тихо произнесла:

– Мисс Лайл, мисс Лайл. Уже почти два сорок пять.

Тяжелые занавески из парчи на подкладке были задернуты, но солнечные лучи пробивались в тончайшую щель между ними. Даже такие плотные шторы не могли сдержать яркое дневное солнце, которое проникало в комнату и делало свет чуть розоватым. Кларисса, как призрак, лежала на алой постели, обе руки покоились вдоль тела ладонями вверх, волосы блестящими полосками разметались по подушке. Одеяло было сложено в ногах, и она лежала на спине, ничем не накрытая, светлый атласный халат задрался почти до колен. Подняв руки, чтобы раздвинуть шторы, Корделия подумала, что приглушенный свет дает странный эффект: в тени лицо Клариссы казалось почти таким же темным, как балдахин над кроватью, словно ее кожа впитала насыщенный алый цвет.

Когда вторая занавеска сдвинулась и комнату залило светом, она повернулась и впервые увидела то, что лежало на кровати. На долю секунды ее воображение вырвалось из-под контроля в поиске фантастических версий: Кларисса нанесла на лицо маску – темную липкую массу, которая впиталась даже в ватные подушечки на глазах; это висевший над ней балдахин отбрасывал яркий отблеск на ее лицо, – но потом нелепые фантазии испарились и ее рассудок смирился с жестокой реальностью: у Клариссы больше не было лица, маски тоже не было. Это месиво состояло из плоти Клариссы, крови Клариссы, которая продолжала сочиться, свертываясь и запекаясь, а также хрупкого включения раздробленных костей.

Корделия стояла у кровати, дрожа от ужаса. В комнате слышался какой-то шум, мерное постукивание стояло в ушах и заполняло всю ее грудную клетку. Она подумала: «Я должна кого-то позвать. Я должна сходить за помощью». Но никакая помощь уже не имела смысла. Кларисса была мертва. Корделия вдруг обнаружила, что совершенно не может двигаться – только смотреть. Зато она ясно видела все. Слишком ясно. Медленно отвернувшись от этого ужаса, она попыталась сосредоточить взгляд на прикроватной тумбочке. Серебряная шкатулка для драгоценностей исчезла, зато до сих пор стоял маленький круглый поднос с чайными принадлежностями. Корделия увидела мелкую чашку с нежным узором из роз, оставшийся на дне чай с двумя листиками, отпечаток губной помады. Рядом с подносом было кое-что еще: мраморная рука, залитая кровью, лежала на листе бумаги, который пухлые, перепачканные кровью пальцы будто пригвоздили к полированному дереву. Кровь пропитала бумагу, замазав уже знакомый череп с костями, но напечатанное послание осталось нетронутым и она без труда смогла его прочесть:

Другие грехи лишь говорят, убийство – кричит страшным криком;

Вода увлажняет землю,

А кровь бьет фонтаном и орошает небеса.

Вдруг на другом прикроватном столике зазвонил будильник, и она подпрыгнула от страха. В ее членах снова пульсировала жизнь. Она обежала кровать и попыталась выключить его, схватив трясущимися руками, так что часы ударились о полированное дерево. О Боже! О Боже! Неужели ничто не сможет его остановить? Потом ее пальцы нащупали рычажок. В комнате снова стало тихо, и в эхе этого ужасного звона Корделия снова слышала только биение собственного сердца. Она поймала себя на том, что смотрит на нечто лежащее на кровати и дрожит от страха, опасаясь, что звон разбудил Клариссу и она вдруг очнется, как марионетка, и уставится на нее кровавыми зияющими глазницами.

Немного успокоившись, Корделия решила, что нужно что-то делать. Она должна рассказать Эмброузу. Эмброуз позвонит в полицию. И ничего нельзя трогать, пока полиция не приедет. Она принялась внимательно осматривать комнату, подмечая маленькие детали: перепачканные макияжем ватные шарики на туалетном столике, открытую бутылочку с молочком для снятия макияжа, вышитые тапочки Клариссы, аккуратно поставленные на каминный коврик, косметичку на кресле у камина, копию сценария на полу у кровати.

Когда Корделия повернулась, дверь открылась и перед ней возник Эмброуз, а за ним – сэр Джордж с биноклем на шее. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, потом сэр Джордж протиснулся мимо Эмброуза и подошел к кровати. Без единого слова он стоял и смотрел на свою жену; спина его напряглась. Потом он повернулся. Его лицо приняло натянутое выражение, возбуждение испарилось, кожа почти позеленела. Потом он сглотнул и приложил руку к горлу, словно его вот-вот стошнит. Корделия инстинктивно шагнула к нему и воскликнула:

– Мне жаль! Мне так жаль!

Эти слова в их напрасной банальности ужаснули ее своей бессмысленностью, лишь только она произнесла их. А потом она увидела на его лице изумление, перемешанное со страхом, и подумала: «О Боже, он думает, что я признаюсь в преступлении! Он думает, это я ее убила».

– Вы наняли меня присматривать за ней. Я приехала сюда, чтобы следить за ее безопасностью. Я не должна была оставлять ее одну, – запричитала она и заметила, что страх в его глазах исчез.

– Вы не могли это предугадать, – спокойно, почти решительно произнес сэр Джордж. – Да и я не верил, что ей грозит реальная опасность, никто не верил. К тому же она не позволила бы вам остаться с ней. Ни вам, ни кому-либо еще. Не вините себя.

– Но я знала, что мраморное изваяние пропало! Я должна была ее предупредить.

– О чем? Такого вы точно не ожидали. – Он говорил резко, словно отдавал приказ. – Не вините себя, Корделия. – Впервые он назвал ее по имени.

Эмброуз, все еще стоявший у двери, спросил:

– Она мертва?

– Сами посмотрите.

Эмброуз подошел к кровати и посмотрел на тело. Его лицо залилось румянцем. Наблюдая за ним, Корделия подумала, что он скорее смущен, чем шокирован. Потом он отвернулся и произнес:

– Но это невероятно! Ужасно! Ужасно! – Вдруг он бросился к смежной двери и повернул ручку. Она оказалась не заперта. Они последовали за ним в комнату Корделии и прошли в ванную. Окно, выходящее на пожарную лестницу, было открыто, как и перед ее уходом.

– Он мог выбраться через окно и спуститься по пожарной лестнице, – предположил сэр Джордж. – Лучше обыскать остров. И замок, разумеется. Сколько человек в нашем распоряжении, включая актеров, занятых в спектакле?