Ева Львова - Английское дело адвоката

– Что, нет попа на месте? – обрадовался Борис, поднимаясь с лавочки.

– Не попа, а псаломщика, – поправила я, следуя по пятам за приятелем, торопливо покидающим церковное подворье. И, вспомнив про викария, добавила: – Хотя попа тоже нет. Преподобный Вессон будет ждать нас после девяти.

– Ну а теперь-то мы можем пойти в «Единорог»? – с вызовом проговорил приятель, прибавляя хода. – До девяти еще уйма времени.

– Само собой, – переходя на бег, согласилась я.

Несмотря на то что народу в баре было немного, свободных столиков не оказалось. Публика расположилась в передней части заведения, задняя половина зала готовилась принять любителей керлинга. Два ленивых официанта сдвигали столы, застилали их белыми скатертями и расставляли стулья, готовясь к предстоящему банкету, за остальными столиками сидело по одному клиенту, которые бейсболками, мобильниками и прочими предметами личного обихода занимали места рядом с собой для припозднившихся приятелей. Усевшись за стойку бара, Устинович-младший вытянул ноги и заказал себе порцию виски. Было вяло и сонно, и я, посчитав, что так же будет и дальше, решила ограничиться бокалом сухого вина, растянув его на весь вечер. Однако с появлением в «Единороге» Генриетты ситуация переменилась. По мере того как Кампински продвигалась по залу, нарастало оживление, приветственные возгласы переходили в дружный хохот, и я с удивлением поняла, что бейсболки и мобильники берегли места именно для нее. Как только женщина подходила к столику, парень за ним тут же освобождал придержанное место и требовал, чтобы Генри как можно скорее его заняла. Генриетта никому не отказывала, пропуская с приятелями по кружечке пива либо по стаканчику другого горячительного напитка. Затем поднималась и двигалась дальше, медленно, но верно приближаясь к барной стойке. Наконец она поравнялась с Борисом и хлопнула его по плечу.

– А вот и я, – сообщила общительная дама, обессиленно рухнув на барный табурет. – Что будем пить?

– Может, кофе? – сдержанно предложила я.

– Ну да, конечно, я притащила сюда свою задницу именно для того, чтобы испить кофейку, – грубо оборвала меня Генри, испепеляя своим странным взглядом. И, оторвавшись от моего лица, широко махнула рукой: – Всем ставлю джин-тоник.

Об стойку звякнули наполненные стаканы, и Генри внимательно проследила, чтобы мы с Борисом выпили до дна.

– Нам с коллегой хотелось бы выяснить кое-какие моменты о твоем друге Мак-Корнике, – промямлил Борька, вынужденный вспомнить о деле после удара мыска моей босоножки по его щиколотке.

– Понятия не имею, где он, – опрокинув спиртное в рот и закусив фисташкой, утерла губы тыльной стороной ладони румяная приятельница Бориса.

– Нас не это интересует, нам нужно понять, почему Мак-Корник сбежал из-под стражи, – откликнулась я.

– Значит, мисс, на то были причины, – жестко ответила Генри.

– Когда я была в полицейском управлении, майор Райд упомянул про волонтерское движение Арбингтона и его координатора Эбинейзера Смита, – начала я издалека, надеясь постепенно подобраться к семейству Шерманов, спонсирующих этот проект. – Что он за человек?

– Могу с уверенностью сказать, что Эбинейзер – прирожденный лидер. Эби Смит в будущем году заканчивает философский факультет Арбингтонского университета и думает сменить преподобного Вессона на посту викария церкви Святого Марка. Хотя у жителей города на этот счет имеется свое мнение.

– Какое же? – встрепенулся Борис.

– А, не важно, – махнула рукой женщина.

– А миссис Шерман? – не унималась я. – Что она за человек?

– Дженнифер? – усмехнулась Генриетта. – Это теперь она миссис Шерман, одевается исключительно у «Диора» и «Живанши», а раньше Дженни Роуз донашивала платья своей старшей сестры. Она из очень бедной семьи, мать – горничная в отеле, растила детей одна, и у каждого из братьев и сестер малышки Дженнифер папа был неизвестен. Когда на Дженни Роуз обратил внимание зубрила Роберт Гамильтон, отличник Арбингтонского колледжа, она была на седьмом небе от счастья, так и светилась вся. Роберт и Дженни стали встречаться. После окончания колледжа Гамильтон поступил в наш университет на отделение педиатрии, а не блиставшая умом Дженнифер устроилась на работу лаборанткой в корпорацию Шерманов. Будучи помолвленной с Робертом, она ухитрилась влюбить в себя Шермана и забеременеть от него. И все это во время волонтерской поездки в Папуа – Новую Гвинею. Стив Шерман в тот момент еще был женат на Сьюзен Наварро, до поездки у него и в мыслях не было бросать жену! Это была прекрасная пара, Сьюзен любила Стива, он любил ее, все были счастливы, но потом между ними встала Дженни. Ума не приложу, как это у нее получилось! Но, как бы то ни было, из Новой Гвинеи Стивен Шерман вернулся совершенно очарованный Дженнифер, и в конце года она родила Джека. А спасенная Олив стала его нянькой.

– И почему Стивен так уверен, что ребенок его? – удивился Борис. – Ведь в то же самое время Дженнифер встречалась еще и с Робертом.

– Шерманы не дураки, титулы баронетов абы кому не раздают, – раздался скрипучий старческий голос за нашими спинами. – Сэр Кристофер заказал экспертизу установления отцовства.

Обернувшись, я увидела Сэма Уэнсли, скандалившего в кабинете начальника полицейского управления. Старик выглядел расстроенным и удрученным.

– Моя Ирма, пока была жива, много об этом рассказывала, – с горечью добавил он. – Жена работала медсестрой Сьюзен Наварро, и доктор Наварро сама брала анализы у новорожденного малыша. Сьюзи была порядочной женщиной и хорошим врачом, ибо не каждая брошенная жена способна вести беременность и принимать роды у своей соперницы и не подменить результатов анализов на установление отцовства, коль имеется такая возможность.

– Сью и Ирма были замечательными женщинами и прекрасными медиками, – подхватила Генриетта. – Выпьем за них!

– Клайд, мне как обычно, – кивнул бармену вдовец Ирмы Уэнсли.

Парень за стойкой привычным движением выставил в ряд десять стопок джина, и мистер Уэнсли тут же опрокинул одну из них в широко раскрытый рот, похожий на пещеру.

– Не понимаю, зачем было делать экспертизу, когда и так видно, что мальчишка – вылитый Стивен Шерман, – хмыкнула Генри.

– А Стивен – вылитая его мать, – крякнул Сэм. – Линда Шерман была не красавица, но истинная леди.

– Я отлично помню матушку Стива, – подхватила Генри. – Линда умерла, когда Шерману было десять лет. Мать для Стивена стала святыней, он каждый день навещал ее могилу и рассказывал ей, как у него прошел день, а отца Стив уважал так, что буквально трясся, когда мы начинали высмеивать чопорность и заносчивость баронета. Он молотил всех без разбора, больших и маленьких, девчонок и мальчишек. И до сих пор при всей своей внешней сдержанности Стивен отличается крайней жестокостью и склонностью к насилию. Он бешено ненавидит всех, кто не разделяет его страсти к бегу трусцой, называет их жирными придурками, ленивыми тварями и щиплет за бока. Больной человек, что с него возьмешь!