Ева Львова - Английское дело адвоката

– Агата, нужно поговорить, – официальным голосом сообщила она, перебирая бахрому пледа, застилавшего кровать.

– Конечно, давай поговорим, – охотно согласилась я, в душе сожалея о непредвиденной задержке.

– Понимаешь, я люблю одного человека, – неторопливо начала мисс Кампински, рассматривая узор на занавесках, – и мне бы хотелось узнать, как он ко мне относится.

«Это она о Борисе», – мелькнула в голове торопливая мысль.

– Сегодня этот человек уезжает, и я подумала, что обязана прояснить этот вопрос, – продолжала женщина.

– Насколько я знаю этого человека, он тоже от тебя без ума, – обнадежила я Генриетту, и та просияла, поднимаясь с места.

– Генри, Борис может остаться с тобой еще на несколько дней, я его прикрою, – начала я и осеклась, услышав слова Генриетты, которые она произнесла, вставая.

– Тебе понравились цветы, которые я прислала? – спросила она, порываясь меня обнять. И тут же переменилась в лице, пробормотав: – При чем здесь Борис?

– Цветы от тебя? – в свою очередь опешила я.

Мы смотрели друг на друга, и удивление на наших лицах постепенно сменялось неловкостью. Мысль о том, что женщина дарит мне цветы как знак обожания, была настолько для меня нова и непривычна, что я не знала, как на нее реагировать. Одно я знала точно: Генриетту в качестве спутницы жизни я видеть не хочу. Похоже, она догадалась об этом по выражению моего лица, но, нимало не смутившись, продолжала:

– Ну нет так нет. Значит, останемся друзьями. Надо еще кое-что обсудить.

Я снова напряглась, но Генри, хмыкнув, сказала:

– Расслабься, я не буду к тебе приставать. Я хочу поговорить о Мак-Корнике. Я волнуюсь за сержанта, Эндрю не выходит на связь, как мы договаривались.

– Ты все-таки знаешь, где он? – тонко улыбнулась я.

– Само собой, – пожала плечами Генри. – Иначе фиговый я была бы друг! Эндрю двинул в Москву, я узнавала по его просьбе адрес Стива Шермана, и то, что сержант молчит, мне здорово не нравится. Не верю я, что Сьюзи и Роберта убил сэр Кристофер. Старик кого-то покрывает. Значит, Эндрю столкнулся в Москве с настоящим убийцей и сам попытался его задержать. Боюсь, это могло плохо кончиться. Ты можешь связаться с хозяином арендованной Шерманами квартиры и выяснить, как там дела?

– Почему ты не хочешь попросить об этом Бориса?

– Не думаю, что это хорошая идея, – поморщилась она. – Борис – хороший парень, но лучше я обращусь к тебе. Так что, ты выяснишь?

– Конечно, но сначала я должна понять, почему Мак-Корник внезапно надумал пуститься в бега. Сержант не говорил, когда просил о помощи?

– Нет, но я вполне допускаю, что охранник, дежуривший в ночь побега, может быть в курсе соображений Мак-Корника на этот счет.

– В таком случае мне необходимо поговорить с охранником, – заявила я.

– Ладно, устроим тебе свидание с охранником, – подмигнула мне Генри. – Ты где предпочитаешь увидеться с ним – в «Единороге» или в «Фургоне с прицепом»?

– Мне бы хотелось поговорить на свежем воздухе, – без особых раздумий ответила я. – Можно устроить нам встречу в парке у вокзала?

– Тюремный парк ничуть не хуже, – не согласилась моя собеседница. – Я отведу тебя к зданию тюрьмы часика через два, когда у парней начнется обеденный перерыв.

– Отлично, – обрадовалась я.

– А здорово ты вчера мужиков обдурила, – захохотала Генри, хлопнув себя по колену. И, став серьезной, добавила:

– Лучше переоденься, тебе не идут портки репортера.

– А ты не любишь Пита Перкинса, – прищурилась я.

– Его и без меня есть кому любить, – многозначительно усмехнулась собеседница. – Через полтора часа я жду тебя у управления полиции. Надеюсь, к тому времени ты вернешь репортеру это барахло – я к нему заглядывала, Питер Пэн как раз сейчас дома.

Как только за Генриеттой захлопнулась дверь, я торопливо скинула с себя чужие джинсы и футболку и, аккуратно сложив, убрала в пакет, из которого вытряхнула свою одежду. Вещи репортера я решила не стирать – я и носила-то их всего ничего. Кроме того, на постирушки у меня не оставалось времени. Облачившись в родную юбку и натянув милую моему сердцу блузу, я подхватила пакет и направилась к Питу Перкинсу. Желание заглянуть на задний двор дома Шерманов не оставляло меня ни на минуту. Я торопилась, опасаясь, что, пока я буду разгуливать вокруг сарая, Пит куда-нибудь уйдет, и я буду вынуждена отправляться на встречу с Генри с дурацким пакетом в руках, что, несомненно, вызовет град колкостей в мой адрес.

Дом Перкинса располагался в трех кварталах от дома миссис Гануэй, и я почти бежала по тротуару. Позвонив в звонок, я некоторое время подождала и позвонила снова и только тогда услышала шаги за дверью, после чего дверь распахнулась, и на пороге появился Питер Пэн. Не то чтобы он был удивлен, скорее парень был растерян, или обескуражен, или смущен – в общем, увидев его лицо, я сразу же поняла, что в дом меня не пригласят. Хотя вчера вечером, вернее, сегодня утром, мы расстались очень мило, даже поцеловались на прощание, и всю дорогу репортер мне твердил, что планирует покорить мое сердце.

– Э-э, привет, – протянул Питер Пэн, пряча глаза. – Ты слегка не вовремя. Я тут немножко занят, пишу статью. Одним словом, работаю.

Он переступил босыми ногами на ламинированном полу и повел из стороны в сторону голыми плечами, ожидая, когда я извинюсь за вторжение и уйду. Спортивные трусы, в которых он стоял, были надеты задом наперед. Я подумала, что Перкинс по этому поводу и испытывает неловкость, и, про себя улыбнувшись, сказала:

– Привет, я тебе джинсы принесла. Только постирать не успела. Я сегодня улетаю.

– Да? – удивился он. И, спохватившись, добавил с приличествующей случаю миной: – Жаль, что так быстро, я тебе фото так и не показал.

– Как-нибудь в следующий раз покажешь. Ну ладно, пока, я побежала, – махнула я рукой и двинулась в сторону дома Шерманов.

Чем ближе я подходила к особняку, тем чаще встречала взволнованных людей, обсуждавших странный поступок сэра Кристофера. Оно и понятно – все они были соседями Шерманов и хорошо знали эту семью. Возле запертых ворот прохаживался полицейский, недовольно поглядывая на толпящихся на тротуаре зевак. Мужчины и женщины самых разных возрастов с интересом рассматривали окна дома, как будто надеялись увидеть в них что-то интересное. Миновав толпу, я прошла вдоль забора, свернула за угол и двинулась к знакомому мне лазу в кустах орешника. Показанная Летицией Гануэй доска, болтающаяся на честном слове, по-прежнему давала возможность проникнуть незамеченной на территорию владений Шерманов, что я и сделала. Двигаясь вдоль забора и стараясь держаться под деревьями, я устремилась к заднему двору и в считаные секунды достигла сарая. Замок на двери давал понять, что в подвал после меня никто не спускался, но у меня на этот счет имелись серьезные сомнения. Вынув из укромного места шпильку и немного повозившись с механизмом, я открыла сарай. С трудом затолкав замок в карман юбки, чтобы ни у кого не возникло соблазна защелкнуть дужку, заперев меня внутри, я прошмыгнула внутрь помещения и торопливо спустилась вниз. Виденный мною накануне алтарь Богини-Праматери исчез. Не было больше надписи на стене, сложенной из букв, вырезанных из цветной бумаги, нигде не валялось ни одного засушенного цветка. Зато на чисто вытертой плите лежал конверт, на который сверху капала вода. Я подняла глаза и увидела, что у самого потолка подвешена наполненная лейка, наклоненная таким образом, чтобы вода понемногу лилась, размачивая оставленное кем-то письмо. Неведомый автор устроил так, что, в случае если конверт не попадет в руки адресата в течение сегодняшнего дня, бумага превратится в мокрую кашу и прочитать письмо будет невозможно.