Марина Крамер - Жить на свете стоит

Ника сунула ноги в тапки, побрела в ванную, встала под теплые струи душа и снова закрыла глаза. Внутри крепло ощущение, что сегодня непременно произойдет что-то неприятное.

Чашка кофе, ржаной хлебец с джемом, стакан сока… Все обыденно, все так, как всегда, и Ника в какой-то момент даже подумала, что ее интуиция сегодня дала сбой. Ну, разве может произойти что-то в такой прекрасный летний день?

Она в отличном настроении уселась в кухне у открытого окна за ноутбук и открыла файл со статьей. Работа захватила мгновенно, так бывало всегда, если Ника четко видела конечную цель, представляла себе, какими фотографиями проиллюстрирует текст. Строчки легко покрывали белое пространство на мониторе, и Стахова даже не прерывалась на сигарету, чтобы не спугнуть так внезапно посетившую ее музу.

Телефонный звонок застал ее как раз на «финалке», когда Ника уже дописывала последнюю фразу.

– Кого еще черт несет? – недовольно пробормотала она, не отрываясь от текста до тех пор, пока не поставила точку. – Алло!

– Ника, ты занята? – это оказался Артем.

– Уже нет, только что дописала про болгарскую недвижимость, – весело отрапортовала она, почему-то обрадованная его звонком и тоном, словно ничего не случилось.

– Ты не могла бы сейчас в Шереметьево подъехать?

– Куда?!

– В Шереметьево, в аэропорт.

– Ты куда-то улетаешь? – Ника была озадачена: в пятницу, когда она вернулась на работу, даже речи не шло о каких-то командировках, обычно Артем предупреждал заранее, отдавал распоряжения и составлял план на все время своего отсутствия.

– Д-да… – с запинкой проговорил он. – Мне нужно с тобой увидеться перед отъездом, обязательно нужно.

Ника вздохнула:

– Хорошо. Когда у тебя рейс?

– Еще не скоро, ты успеешь, даже если не будешь особенно торопиться. Можешь на машине поехать, город пустой.

«Ну еще бы! Первая половина дня воскресенья! Зато к вечеру я так намертво встану в пробках возвращающихся дачников, что успею пару аудиокниг прослушать. Нет уж, метро и аэроэкспресс как-то надежнее».

– Я позвоню тебе, когда выйду из экспресса, – сказала она и отключила телефон.

На улице оказалось довольно жарко, и Ника не пожалела, что отказалась от футболки с длинными рукавами. Она не любила загар, оставалась белокожей даже в такую жару, вызывая удивление у коллег.

– Мне не идет стиль а-ля «курочка-гриль», – отшучивалась Ника.

До метро она добралась быстро – все-таки в выходные Москва пустела, – хотя и с небольшой задержкой. Единственным местом, где царило оживление, оказался небольшой скверик, в котором довольно разношерстная компания относительно взрослых людей играла в петанк – новомодную игру, завезенную из Франции. Ника была знакома с ней разве что по книге Анны Гавальды, но азарт, с которым игроки обсуждали броски и результаты, на какое-то время привлекли ее внимание, и Стахова даже постояла пару минут у ограды вместе с еще несколькими такими же зеваками. Приглядевшись, она поняла, что ничего сложного в игре нет и не нужно обладать какими-то особыми спортивными кондициями, чтобы присоединиться к этой компании. Игроки, кстати, то и дело приглашали зрителей попробовать и принять участие, и некоторые даже отваживались. Пригласили и Нику, но она, улыбнувшись, сослалась на отсутствие времени и пообещала, что в следующий раз обязательно.

– Жаль-жаль, – улыбнулся в ответ невысокий, накачанный парень в бейсболке, и Ника внутренне ахнула, переведя взгляд на его татуированные икры. – Ну, в следующие выходные приходите, мы всегда тут.

– Непременно.

– Серега, не отвлекайся, мы ведем девять-три! – окликнул его высокий мужчина с трехдневной щетиной и открытым, почти детским лицом, показавшимся Нике смутно знакомым.

– Иду. – Татуированный Серега мгновенно оказался в нарисованном на земле круге, откуда производился бросок.

Ника направилась к метро и только по дороге вспомнила, где видела этого высокого – он был известным блогером и журналистом, автором многих интересных проектов и статей, а также с недавнего времени занимался огородом прямо в центре Москвы, разбив его на заброшенной стройке. Несколько раз Ника видела интервью с ним на разных каналах.

– Надо же, как люди выходной проводят, – пробормотала Стахова, – не пиво жрут, а чем-то заняты. Надо Артему подсказать, я же слышала о турнирах по петанку. Можно свою команду организовать.

В аэроэкспрессе она пожалела, что не прихватила никакой книги, за полчаса могла бы что-то почитать, но тут ей на глаза попался журнал, торчавший в кармане переднего кресла. Раскрыв его наугад, Ника наткнулась на статью о Гавриленко – Максим давал интервью на фоне большой белой яхты. Ника поймала себя на том, что не чувствует ревности и не относится к Максиму как к своему молодому человеку. Это было странное чувство – Гавриленко проводил с ней время, а она все равно чувствовала по отношению к нему отчужденность. Возможно, прошло еще слишком мало времени, а для Ники это имело определенное значение.

Вот и платформа Шереметьево, народ с чемоданами – одни выходят из поезда, другие толпятся перед посадкой. «Все куда-то летят, всюду жизнь… а я как то дерево – приросла корнями и не могу сдвинуться».

Она набрала номер Артема и договорилась о месте встречи. Очень хотелось курить, и Ника не отказала себе в удовольствии сделать это на улице, не входя в терминал. Она даже представить себе не могла, что это далеко не последняя сигарета за сегодняшний день.

Она не могла поверить… Артем уезжал совсем, бросая ее здесь, в России, с кучей проблем и реальной опасностью остаться без головы. Человек, несколько лет бывший для нее всем, вот так спокойно говорил сейчас: «Прости, Никуся, я больше здесь не могу». И собственное «не могу» он поставил куда выше того, во что втравил ее, Нику, этими статьями.

– Понимаешь, Никуся, я устал. Устал постоянно отчитываться, оправдываться, зависеть. Хочу идти по улице и не думать о том, что в любую секунда меня остановят полицейские, сунут в карман какую-то дрянь и обвинят невесть в чем. Не хочу вонючего СИЗО, не хочу храпящих рядом со мной завшивленных бомжей. Не хочу красной морды начальника, впрямую вымогающего взятку. Не могу так больше. Я хочу быть свободным, – говорил Артем, помешивая кофе в высоком бокале, – хочу, чтобы Алиска не росла среди людей с рабской психологией. Жить хочу, Ника!

«А я?! – едва не закричала она, сдержав себя в последний момент. – Я, по-твоему, не хочу?! У меня ничего нет в жизни, кроме мамы! Даже детей нет! И теперь вообще непонятно, будут ли – успею ли… Сволочь…»

Но Ника удержала в себе раздражение, обиду, досаду и все, что еще мгновенно подкатило изнутри и начало сдавливать горло спазмами. Только закурила новую сигарету и презрительно произнесла: