Екатерина Лесина - Бабочка маркизы Помпадур

– Дай свою руку.

Пальцы мадам Лебон больно сдавили запястье. Цыганка позабыла про карты и шар, но лишь глядела на бледную ладонь, в переплетениях линий выискивая приметы грядущего. И с каждой секундой молчания Жанне становилось лишь страшнее.

– Твоя дочь решила взять другую судьбу. И у нее получится. Но своей уже не будет. Когда она захочет отступить, судьба не позволит сойти с дороги предназначения. Она будет носить титул маркизы. Однако ей будут отдавать почести, какие отдают герцогине.

– Разве такое возможно?

Луиза Мадлен ожидала услышать что угодно. Нет, конечно, она не хотела для дочери ужасной судьбы – обыкновенной. Замужество. Дети. Спокойная жизнь… скучный супруг… как у всех.

– Возможно, – пальцы разжались, и Жанна поспешно спрятала руку за спину. – Твоя дочь станет фавориткой короля. Иногда она будет счастлива.

– Ты… ты уверена?

– Уходи, – мадам Лебон закрыла глаза.

– Нет, скажи, ты уверена?

– Я сказала, что увидела. Уверена ли? Не знаю. Не моя вера все решит. И не твоя. Только ее.

Конечно, матушка не могла умолчать о столь удивительном предсказании. Она тотчас послала записку к Норману, но он ответил сдержанно, дескать, не верит гадалкам, но знает, что дочь его достойна самой лучшей судьбы. Однако, погруженный в собственные дела и, как подозревала Жанна, занятый не только ими одними, он стал появляться в доме нечасто. Это обстоятельство донельзя испортило матушкин характер.

– Глупая девчонка, – пеняла Луиза Мадлен, когда случалось ей встретить дочь. – Посмотри, как ты стоишь! Спину держи прямо. И не горбись! Ну что у тебя за манера дергать руками?

Жанна хотела бы не слушать матушкины речи и отвлекала себя тем, что разглядывала ее лицо – лицо стремительно стареющей женщины. Время будто вознамерилось посчитаться с Луизой Мадлен за все те годы, когда она столь неосторожно тратила себя на мужчин. И какова была благодарность?

Где все те, кто клялся ей в вечной любви?

И муженек, в которого Луиза Мадлен вложила столько усилий? Сбежали. Променяли ее на других красоток. Обиды, возникающие из ниоткуда, призраки прожитых дней мучили Луизу Мадлен, вынуждая ее искать утешения в вине. Пьянея, она добрела и принималась жалеть себя, а заодно и дочь.

– Не переживай, милая, – говорила она, с мстительной радостью наблюдая за тем, как вертится несчастная Жанна у зеркала. – И что с того, что ты некрасива? Красота скоротечна. Сегодня она есть, а завтра уже и нет… послезавтра о тебе и вовсе забывают. Не верь мужским обещаниям.

Луиза Мадлен всхлипывала, представляя себя несчастной обманутой девой, соблазненной и брошенной, потом вспоминала, что это совсем не так, и вновь принималась за поучения.

– Будь умнее мужчин. Позволяй им думать, что ты глупа и беспомощна.

– Зачем?

– Чтобы они чувствовали себя умными и сильными. Позволяй им заботиться о тебе. Представляй это высшим достижением их никчемной жизни…

Порой Луиза Мадлен забывала, о чем говорила прежде. Ее плаксивый голос стоял в ушах Жанны, повторяя, что женщина не имеет права терять голову от любви и вообще по какому-либо иному поводу. Что следует быть осторожной, как лиса, и столь же хитрой. Что притворство – вот истинная суть женщины. И если Жанне нужен мужчина, то Жанне придется стать именно такой особой, какая этому мужчине необходима.

Смеяться, когда хочется плакать.

И плакать, если душит смех.

Быть искренней в своей игре… и считать, стоит ли эта игра усилий.

Пожалуй, все было довольно-таки странно, но Жанна запоминала.

Норман же, которому довелось однажды стать свидетелем пьяного монолога бывшей любовницы, выслушал его крайне внимательно, а затем сказал так:

– Твоя мать ныне попустила себя, но это вовсе не значит, что она глупа. Луиза Мадлен всегда была умнее многих женщин. И если ты хочешь, то слушай ее. Она говорит тебе правду. Только, милая моя девочка, эту правду тебе придется скрывать ото всех. Люди, желая видеть перед собой прекрасную бабочку, вовсе не хотят думать о гусенице, которой та когда-то была.

– Да, Норман.

Он попросил не называть его отцом, поскольку Жанна уже должна понимать, сколь важным в нынешнем мире является факт законности ее рождения.

Норман не сомневался, что будущее его дочери будет блестящим.

Сначала человек решил, что Кара вернулась.

Невозможно!

Кара мертва и спрятана надежно. Ее уже не ищут, потому что Леха велел поиски прекратить. Запил, несчастный. А протрезвев, сам исчез, но ненадолго. Объявился вот.

Случайная встреча, но у судьбы случайных встреч не бывает! И эта пара не зря заставила человека остановиться, оглянуться и отпрянуть в ужасе.

Кара. Так близко… и рядом с этим. Держится за его руку, словно боится упасть. Кара всегда крепко держалась на ногах. А эта… просто похожа.

Ну конечно, похожа.

Где Леха ее раздобыл? И болезненный интерес подтолкнул ближе. Человеку хотелось убедиться, что сходство исчезнет. Но оно лишь усилилось. И все-таки… свитерок на девочке был дешевый. И джинсы – Кара никогда не надела бы джинсы. Ботиночки убогие. Сумочка.

А главное – взгляд. В этих глазах не бездна, но омут.

И тот же вызов: поймай, если сумеешь.

Удержи.

Он попробует…

Алина провела ночь, ворочаясь с боку на бок. Было тесно, жарко и еще стыдно. Во-первых, за то, что она так легко впустила на собственный диван незнакомого, по сути, типа. Во-вторых, за то, что тип этот продолжал Алине нравиться, хотя после всех его выходок ей следовало бы преисполниться праведного негодования. В-третьих, за обман – мама и папа его не заслужили. А еще есть Дашка… и бабушка.

Леха же спал спокойно.

Не храпел, что само по себе являлось достоинством. Не пихался локтями. И вообще вел себя образцово. Наверное, потому что спал.

Во сне он выглядел беззащитным, что было смешно – с его-то габаритами. Крупный, но не толстый, скорее мускулистый, но не сказать, чтобы накачанный. Симпатичный, чего уж тут.

И Таське нравится – улеглась над плечом, урчит тихонько да ухо обнюхивает. Значит, хороший человек. И если бы не вся эта затея…

По-настоящему поженимся.

За кого он Алину принимает? А за девицу, на деньги падкую. И получается, что прав.

Алина вздохнула и выбралась-таки с дивана. Шесть утра… мама уже на кухне колдует. Не следует лезть ей под руку и под вопросы, которые она станет задавать уже без оглядки на Лехино присутствие. Остается переползти в кресло и, закрутившись в плед, – Алина только-только дошила его – заняться делом. Дело было не срочным, да и вообще не делом даже, а так, стойким увлечением. Дашке оно не нравилось. Современные девицы не проводят часы за шитьем. А если и делают это, то для придания облику пущего романтизма и на машинке.