Лайза Баллантайн - Виновный

— Почему ты так думаешь? — спросила Ирен.

По тону ее голоса чувствовалось, что она почти боится услышать ответ.

Дэниел подумал, что мальчик использует показания выступавших свидетелей, хочет объяснить выдохнутую кровь на рубашке. Интересно, копировал ли он тех, кто выражал сожаление о собственном бездействии, как Рэнкин.

— Я не знал, что его кто-то обидит. Если бы мы помирились и вместе вернулись домой, он мог бы быть еще жив.

Себастьян опять посмотрел прямо в камеру. Дэниел задержал дыхание. Тонкая улыбка исчезла, и зеленые глаза были полны слез.

— И в котором часу ты оставил Бена на площадке и вернулся домой?

— Около трех.

— Спасибо, Себастьян.

Направляясь на свое место, Ирен с ободрением взглянула на Марка, сидевшего сзади, и вопросительно — на Дэниела.

После перерыва настала очередь Гордона Джонса. Губы мальчика вновь тронула тонкая улыбка. Дэниел наклонился вперед, не в силах отвести глаз от экрана.

— Себастьян, ты слышал аудиозаписи, сделанные в полиции, которые прослушивались в начале процесса, — записи твоих показаний после задержания?

— Да, сэр.

— Сейчас я зачитаю выдержку из твоего заявления: «Мы пошли на игровую площадку и залезли на самый верх, но потом мне пришлось пойти домой. Я хотел проверить, как там мама, не нужно ли ей помассировать голову». Ты помнишь, как говорил это в полиции?

На большом экране Себастьян кивнул, не мигая.

— Себастьян, — обратился к нему судья Бэрон, — я знаю, что тебе, возможно, странно, что тебя… гм, показывают по телевизору… Но если бы ты произносил свои ответы вслух, это бы очень нам помогло… Я имею в виду…

— Хорошо, я понял. Мне нельзя кивать, нужно отвечать «да» вслух.

— Верно.

Уткнувшись в записи, судья выдавил еле заметную кривую улыбку в знак признательности.

— Себастьян, — продолжил Джонс, — ты помнишь, как сделал в полиции такое заявление?

— Да.

— И только потом, когда полицейские сообщили, что на твоей одежде и обуви найдена кровь Бена Стокса и что эта кровь — выдохнутая, ты изменил свой рассказ, включив в него падение и кровотечение из носа.

— В полицейском участке я был очень напуган, — ответил Себастьян.

Глаза у него были огромными, и Дэниел пристально в них уставился.

— У меня забрали всю одежду и дали взамен какой-то костюм… Они сказали, что мама не придет — что ей не разрешат ко мне войти, — пока я не отвечу на все вопросы. Я запутался. Мне было очень страшно…

И снова увеличенные экраном глаза заволокло слезами.

Дэниел еще раз про себя улыбнулся. Он верил в то, что Себастьян одолеет Гордона Джонса: дротики обвинения поранят его, но не сломают. Себастьян вспомнил раздражение Дэниела, когда следователи не разрешали Шарлотте вернуться в комнату дознания, и теперь использовал это в качестве преимущества. Берд, психолог, обращенный стороной обвинения, нанес их позициям серьезный урон, но Себастьян разворачивал процесс в свою пользу. Дэниелу случалось защищать взрослых, у которых не было и доли находчивости этого мальчика.

— Был ты напуган или нет, ты понимаешь, что сказал полиции одно, а когда понял, что твои показания не состоятельны, изменил их… ты солгал… Себастьян, это правда?

— Я не считаю, что я на самом деле лгал. Я просто испугался и запутался, кое-что перепутал, кое-что забыл. Мне просто хотелось к маме.

— Себастьян, — продолжил Гордон Джонс, — кровь Бенджамена Стокса была обнаружена у тебя на рубашке, джинсах и кроссовках. Под ногтями Бена нашли твою кожу, а волокна джинсов — на талии брюк Бена, как если бы — я уверен, ты слышал, как патологоанатом предположила такой вариант, — ты сидел на нем верхом. Я спрашиваю тебя: это ты ударил Бена Стокса кирпичом в лицо на игровой площадке?

— Нет, сэр.

— Ты ударил его в лицо, размозжив глазницу, чем нанес тяжелую черепно-мозговую травму, которая стала причиной его смерти?

— Нет, сэр.

Голос Себастьяна стал громче и настойчивее, глаза расширились и округлились.

— Ты лжец. Ты признаешь, что солгал полицейским?

— Я запутался. Я не лгал.

— И ты лжешь нам сейчас, разве нет?

— Нет, сэр, я не лгу.

Себастьян склонил голову. Крошечная рука прикрыла лицо. Он ткнул себе в глаз костяшкой указательного пальца, словно чтобы остановить слезу.

Несколько секунд все слушали сопение мальчика, а потом судья обратился к социальному работнику с вопросом, не нужно ли сделать перерыв.

Дэниел видел, как социальный работник наклонилась к Себастьяну, мальчик покачал головой и отпрянул прочь.

Гордон Джонс продолжил. Он листал папку на кольцах, и Дэниел подумал, что сейчас он снова начнет ссылаться на стенограммы полицейских допросов.

Джонс неоправданно затянул паузу. Как актер на сцене, он хладнокровно, насколько возможно, продлевал свое пребывание в центре внимания, не позволяя публике отвлечься.

— Себастьян, ты умный мальчик?

— Думаю, да.

— И многие так думают?

— Может быть.

— Твои учителя?

— Наверное.

— Родители?

— Да.

— Я тоже думаю, что ты умный. Я думаю, что ты очень умный мальчик…

Себастьян улыбнулся похвале, не размыкая губ.

— Ты очень хорошо понимаешь, что сегодня происходит здесь, в суде. — Голос у Джонса был зловещий. — Ты понял, что говорила доктор про травмы Бенджамена Стокса, кровь и ДНК, которые обнаружили на твоей одежде?

— Да, — осторожно кивнул Себастьян.

— Ты смотришь телевизор?

— Да.

— Каждый день?

— Да, почти каждый день.

— Сколько часов каждый день ты смотришь телевизор?

— Не знаю. Два или три.

— Что ты любишь смотреть?

— Да почти все.

— Тебе нравятся детективные фильмы?

— Иногда.

— А передачи про криминал, где показывают, как ищут убийцу?

— Иногда.

— Понятно. Себастьян, тебе интересны убийства?

— Всем интересны убийства, — ответил мальчик.

Дэниел задержал дыхание.

— Я имею в виду, что об этом очень много передач. Если бы людям было не интересно, их бы не снимали столько.

Дэниел выдохнул.

— Ты слышал, — продолжил Джонс, — что сказал доктор, что у тебя наблюдается нездоровый интерес… вернее, болезненное любопытство… к крови, смерти и телесным повреждениям?

Он тянул каждое слово, наслаждаясь драматичным эффектом, производимым на аудиторию.

— Да, я слышал, — ответил Себастьян, — но я не думаю, что он много про меня знает. Мы встречались всего два раза. Он не знает, что мне интересно или что мне нравится и не нравится.

— Понятно, — произнес Джонс, почти про себя. — Экспертный свидетель ничего не знает… но он прокомментировал твой предыдущий диагноз, синдром Аспергера. Себастьян, ты страдаешь синдромом Аспергера?

— Нет!

Лицо мальчика исказилось от гнева. Зеленые глаза потемнели под нависшими над ними бровками.