Лайза Баллантайн - Виновный

— Правды, — спокойно повторил Себастьян. — Дэниел, я вам нравлюсь?

— Да, — ответил тот, выдохнув.

— Если я вам что-то скажу, то все равно буду вам нравиться?..

Дэниел, подумав, кивнул.

— Это я придавил Бену лицо кирпичом.

Задержав дыхание, Дэниел посмотрел на мальчика. Зеленые глаза Себа отражали свет. На губах играла почти неуловимая улыбка.

— Ты же сказал, что просто пошел домой…

— Ничего, — теперь Себастьян улыбался во весь рот, — у меня все будет в порядке. Вам не надо обо мне беспокоиться…

Дэниел кивнул. У него свело мышцы живота.

— Вы тоже мне нравитесь. Вы мой друг. Я рад, что вы были моим адвокатом…

Дэниел снова кивнул. Ворот рубашки вдруг стал ему мал.

— Что значит… ты придавил… Бену лицо кирпичом?

— Мне не нравилось его лицо. Я просто решил его прикрыть, чтобы больше не видеть. Он был такой плакса, все время хотел домой. Я сказал ему перестать хныкать. И что если он попытается удрать, то я дам ему настоящий повод поплакать… а потом, когда я придавил ему лицо кирпичом, он вдруг перестал. Он больше даже не пикнул. Совсем.

У Дэниела поникли плечи. Он выдохнул и ослабил галстук. Потом наклонился вперед и провел обеими руками по волосам.

— Себастьян, ты должен был мне сказать. — Его голос прогремел на всю комнату. — Ты должен был сказать мне в самом начале. Мы бы все сделали по-другому.

Мальчик улыбнулся и сел напротив Дэниела. Он был сама невинность: густые ресницы, веснушки, аккуратный пробор в волосах.

— Я подумал, что не понравлюсь вам, если скажу. Я хотел вам понравиться.

— Себастьян, при чем здесь «нравиться»?! Я же сразу тебе объяснил, тебе нужно было рассказать мне все, правду, такую, какая есть. Я твой адвокат… ты был обязан мне рассказать!

— Ну, теперь же вы знаете! — заявил Себастьян, наклонив голову набок.

Дэниела затошнило, на спине выступил холодный пот. Стараясь сохранить спокойствие, Дэниел прижал язык к нёбу и выдохнул:

— Мне пора. Давай… найдем твоих родителей.

Мальчик посмотрел на него снизу вверх, и Дэниел перевел дыхание, не зная, что сказать.

Шарлотта уже стояла на ногах, дрожа, как подсолнух, и нацепив большие солнечные очки с черными стеклами. Кеннет по-прежнему держал ее под локоть.

— Спасибо, Дэн, — сказал он, когда тот привел мальчика.

Дэниел поморщился от неуместной фамильярности Кролла.

— Ну, молодой человек? — прогудел Кеннет сыну.

Себастьян скользнул между родителями и взял их за руки. От вида этой семьи Дэниела затошнило. Ему хотелось отвернуться.

Но они уже уходили, дружно шагая к дверям Олд-Бейли, и Себастьян оглядывался через плечо, пока его осторожно тянули наружу.

Дэниел расстегнул воротник рубашки, снял галстук и сунул его в карман. Он шел тяжелой походкой, ощущая слабость в ногах. Это было как тогда, когда он в последний раз уходил от Минни. Клиенты лгали ему и раньше. Дэниел не понимал, почему именно в этот раз он чувствовал себя таким раздавленным.

Он остановился в главном коридоре Центрального уголовного суда и посмотрел по сторонам. Его потеря была закутана в странное облегчение. Так или иначе, теперь все было кончено.

Дэниел ступил за дверь в рой журналистов. Было холодно, и собирался дождь, но ему было жарко от фотовспышек. Они его ослепили, и он совершенно не видел лиц тех, кто задавал вопросы, только нацеленные в него микрофоны в поролоновых кожухах.

— Мы рады исходу дела, мой клиент и его семья предвкушают возвращение к нормальной жизни. И мы все скорбим вместе с семьей жертвы.

Он уже протискивался сквозь толпу, когда один из журналистов выкрикнул:

— Каково было выиграть? Вы удивились?

Дэниел повернулся и посмотрел на задавшего вопрос, понимая, что оказался слишком близко к камере. Эмоции, отразившиеся на его лице, будут растиражированы и прокомментированы во всех новостях.

— Сегодня выигравших нет, — сказал он. — Маленький мальчик потерял жизнь, но мы благодарны за справедливость, восторжествовавшую для моего клиента.

Были еще вопросы, когда на выходе из здания суда показались Стоксы. Маделин пришла в себя, хотя и пошатывалась, губы Пола были решительно сжаты. Дэниел и солиситор обвинения были покинуты ради родителей жертвы.

Дэниел нигде не мог найти Ирен. Он пошел к метро и вдруг увидел ее впереди: она казалась подавленной и брела опустив голову.

— Я думал, ты меня подождешь, — позвал он, бегом догоняя ее.

— А, вот ты где! Я не знала, куда ты делся…

Она убрала назад прядь волос, упавшую на лицо.

— Как ты? — спросил Дэниел, заглянув в ее усталые глаза.

— Не знаю, — вымученно улыбнулась Ирен. — Странное ощущение. Наверное, просто вымоталась.

— Ты победила.

— Мы победили! — уточнила она и взялась за лацкан его пиджака.

Дэниелу понравилась тяжесть ее руки у себя на груди. Мелькнула мысль притянуть Ирен к себе и поцеловать.

Он набрал воздуха, собираясь поведать о том, что услышал от Себастьяна, но удержался. Она была единственным человеком, кому он хотел рассказать, единственным, кто бы понял. И он обязательно расскажет, но не теперь, на сегодня им хватит.

— Как ты выбрался? — спросила Ирен, указав на толпу журналистов.

— Да запросто. Они уже переключились на Стоксов.

Ирен посмотрела в сторону и призналась:

— У меня за них сердце разрывается. Остались ни с чем. Сын мертв, а им даже некого обвинить.

Дэниел поежился от холодной сырости, пытаясь стряхнуть воспоминание о словах, которые прошептал ему Себастьян.

— Но команда из нас получилась отличная, — сказала Ирен.

Он, поймав ее взгляд, кивнул, и она снова ухватилась за его лацкан.

Внезапно Дэниел почувствовал, как она вся прильнула к нему, встала на цыпочки и поцеловала в губы.

Губы у нее были холодными, а на голову Дэниелу упали первые капли дождя. Он был слишком напряжен, чтобы вернуть поцелуй, но не отстранился, пока она не сделала это сама.

— Прости, — сказала Ирен и отвернулась, покраснев, с упавшими на глаза волосами.

Дэниел провел рукой по ее щеке, задев большим пальцем за подбородок. Он понятия не имел, что должно было случиться дальше, — но что-то очень важное.

Дождь прекратился, только когда Дэниел приехал в Брамптон. Здесь на Дэниела снизошло удивительное спокойствие, хотя мысли о суде преследовали его до самой Камбрии.

Он не мог точно сказать, был ли когда-нибудь уверен в невиновности Себастьяна. За рамками дела это не имело для него значения. Теперь же, когда мальчик вышел на свободу и признал свою вину, Дэниел чувствовал ответственность за него. Он подумал о Поле и Маделин Стокс, об их горе, брошенном на волю волн без путеводной звезды — приговора убийце. Этот ребенок нуждался в помощи, но роль Дэниела в его судьбе закончилась. Он мог только надеяться, что комитет по социальной защите и те специалисты, которые уже работали с Себастьяном, поймут, что именно ему нужно.