Чак Паланюк - Бойцовский клуб (вариант перевода)

Марла спрашивает:

- Что ты готовишь?

Я - Точка Кипения Джо.

Я отвечаю, пшла, просто пшла, только пшла вон. Окей? Или у тебя недостаточно большой кус моей жизни?

Марла хватает меня за рукав и удерживает на месте на секунду, которая требуется для поцелуя в щёку.

- Пожалуйста, позвони мне, - говорит она. - Пожалуйста. Нам нужно поговорить.

Я отвечаю - да, да, да, да, да.

И в тот момент, когда Марла вышла, Тайлер возвращается в комнату.

Быстро, словно цирковой трюк. Мои родители отрабатывали это действие в течение пяти лет.

Я кипячу и снимаю пену, пока Тайлер высвобождает место в холодильнике. Пара больше, чем воздуха, и вода капает с потолка кухни. Сорокаваттная лампа на задней стенке холодильника, что-то яркое, что я не могу разглядеть за пустыми бутылками из-под кетчупа и баночками с маринадами, соленьями и майонезом, какой-то маленький огонёк, идущий изнутри холодильника, и высвечивающий профиль Тайлера ярким светом.

Кипяти и снимай. Кипяти и снимай. Отложи снятый жир в раскрытые пачки из-под молока.

Cо стула, подвинутого к открытому холодильнику, Тайлер наблюдает за тем, как охлаждается жир. В жаре кухни обрывки холодного тумана оседают у холодильника и растекаются озёрами у ног Тайлера.

Как только я наполняю пакет из-под молока жиром, Тайлер ставит его в холодильник.

Я становлюсь на колени рядом с Тайлером перед холодильником, и Тайлер, взяв мои руки, показывает их мне. Линия жизни. Линия любви. Бугорки Венеры и Марса. Холодный туман сгущается вокруг нас, и холодильник освещает ярким светом наши лица.

- Мне нужно, чтобы ты сделал мне ещё одно одолжение, - говорит Тайлер.

Это насчёт Марлы, не так ли?

- Не говори ей обо мне. Никогда. Не говори обо мне за моей спиной. Обещаешь?, - говорит Тайлер.

Я обещаю.

Тайлер говорит:

- Если только ты упомянешь меня при ней, ты никогда меня больше не увидишь.

Я обещаю.

- Обещаешь?

Я обещаю.

Тайлер говорит:

- А теперь запомни: ты трижды обещал.

Слой чего-то жирного и прозрачного собирается на самом верху.

Жир, говорю я, он разделяется.

- Не беспокойся, - отвечает Тайлер. - Прозрачный слой - это глицерин. Ты можешь обратно замешать глицерин, когда делаешь мыло. А можешь и выкинуть.

Тайлер облизывает свои губы и поворачивает мои руки ладонями вниз на своё бедро, прямо на полу его прорезиненного халата.

- Ты можешь смешать глицерин с азотной кислотой, чтобы получить нитроглицерин, - говорит Тайлер.

Я в изумлении открываю рот и повторяю: нитроглицерин.

Тайлер облизывает свои блестящие влажные губы и целует тыльную сторону моей ладони.

- Ты можешь смешать нитроглицерин с селитрой и опилками, чтобы получить динамит, -говорит Тайлер.

Поцелуй блестит на тыльной стороне моей белой ладони.

Динамит, говорю, и сажусь на корточки.

Тайлер сдирает крышку с канистры с щёлоком.

- Ты можешь взрывать мосты, - говорит Тайлер.

- Ты можешь смешать нитроглицерин с большим количеством азотной кислоты и парафина, если тебе нужна желеобразная взрывчатка, - говорит Тайлер.

- Да ты запросто можешь небоскрёб взорвать, - говорит Тайлер.

Тайлер наклоняет канистру с щёлоком над блестящим влажным поцелуем на тыльной стороне моей ладони.

- Это химический ожог, - говорит Тайлер. - И он хуже сжигания тебя заживо. Хуже сотни сигарет.

Поцелуй блестит на тыльной стороне моей ладони.

- У тебя останется шрам, - говорит Тайлер.

- Имея мыло в избытке, - говорит Тайлер, - ты можешь взорвать весь мир. А теперь вспомни своё обещание.

И Тайлер высыпает щёлок.

Глава 7

СЛЮНА ТАЙЛЕРА УБИЛА двух зайцев. Влажный поцелуй на тыльной стороне моей ладони удержал хлопья щёлока, пока они горели на моей коже. Это первый заяц. А второй заяц - тот факт, что щёлок жжётся только в соединении с водой. Или слюной.

- Это химический ожог, - сказал Тайлер. - И он жжёт сильнее, чем что бы то ни было.

Ты можешь использовать щёлок для прочистки засорившихся труб.

Закрой глаза.

Щёлок и вода могут прожечь насквозь алюминиевую кастрюлю.

Смесь щёлока и воды растворяет деревянную ложку.

Как только он соединяется с водой, щёлок разогревается до двухсот градусов и жарит-парит-жжёт тыльную сторону моей ладони, а Тайлер закрывает рукой мои пальцы, наши руки вытягиваются по стрелке моих кровавых брюк, и Тайлер просит внимания, так как это - величайший момент в моей жизни.

- Потому что всё до этого - история, - говорит Тайлер. - И всё после этого - история.

Это величайший момент нашей жизни.

Щёлок приобретает правильную форму тайлерова поцелуя, он - пожарище, клеймо, перегрев атомного реактора на моей ладони, которая сама по себе стала длинной-предлинной дорогой, удалившейся от меня на многие мили. Тайлер говорит, чтобы я вернулся и оставался с ним. Моя ладонь покидает меня, она становится маленькой на горизонте, в самом конце дороги.

Представь, что огонь всё ещё горит, только он сейчас за горизонтом. Зарево. Закат.

- Вернись к боли, - говорит Тайлер.

Это форма направленной медитации, которую используют в группах поддержки.

Даже не думай о слове "боль".

Если направленная медитация работает при раке, она сработает и здесь.

- Посмотри на свою руку, - говорит Тайлер.

Не смотри на свою руку.

Не думай о словах "обжигающий", "плоть", "ткани", "обугленный".

Не слушай свой плач.

Направленная медитация.

Ты в Ирландии. Закрой свои глаза.

Ты в Ирландии, стоит лето после окончания колледжа, и ты пьёшь в пабе недалеко от замка, где каждый день автобусы выгружают английских и американских туристов, пришедших поцеловать камень Бларни.

- Не закрывайся, - говорит Тайлер. - Мыло и человеческое самопожертвование идут нога в ногу.

Ты покидаешь паб вместе с потоком людей, прохаживаясь по тихим улочкам, утыканным мокрыми автомобилями - только что пролил дождь. Всё говорит за то, что это ночь. Пока ты не добираешься до замка Бларнистоун.

Полы в замке прогнили к чёртовой матери, и ты взбираешься по каменным ступеням - во всё более сгущающуюся тёмноту. Все притихли на время восхождения; это традиция перед маленьким актом сопротивления.

- Послушай меня, - говорит Тайлер. - Открой свои глаза.

- В древности, - говорит Тайлер. - Человеческие жертвоприношения совершались на холме над рекой. Тысячи людей. Слушай меня. Людей приносили в жертву, а тела сжигали в погребальном костре.

- Ты можешь плакать, - говорит Тайлер. - Можешь пойти к раковине и пустить воду, но главное, ты должен знать, что ты глуп и ты умрёшь. Взгляни на меня.

- Когда-нибудь, - говорит Тайлер, - ты умрёшь, и пока ты этого не знаешь, ты бесполезен для меня.

Ты в Ирландии.

- Можешь плакать, - говорит Тайлер, - но каждая слеза, которая падает на хлопья щёлока на твоей коже, оставит на коже шрам, словно от сигаретного ожога.