Дмитрий Герасимов - Если небо молчит

– А ты – мой муж… – закрыв глаза, вторила она. – Сказка стала явью…

…Через полчаса Танкован откупорил бутылку шампанского.

– За новую, крепкую семью! – провозгласил он, подняв над головой граненый стакан в подстаканнике. – За парадоксальный союз физиков и лириков!

– За тебя, любимый. – Татьяна чокнулась с ним. – За нас…

Прохиндей Ферзяев остался в дураках.

Глубокой ночью в дверь купе постучали.

Максим вздрогнул и проснулся, не сразу поняв, что его разбудило. Он бросил взгляд на жену, спящую, как ребенок, раскинув руки и трубочкой вытянув губки, на бегущие по стенам полосы света, прислушался к ровному постукиванию колес и собирался уже повернуться на другой бок, как стук повторился. На этот раз проснулась и Татьяна. Она испуганно подняла голову и спросила:

– Кто там?

– Откройте, пожалуйста! – потребовал грубоватый женский голос.

– С какой стати? – возмутился Максим. – Вы на часы иногда смотрите? Ступайте-ступайте, нам ничего не нужно!

– Зато нам нужно, – отрезал голос.

– Какая наглость! – поразилась Татьяна. – Что за порядки в этом поезде!

– Это купе для молодоженов, – заявил Танкован. – И ломиться ночью в дверь – по меньшей мере бестактно!

– Это купе – для инвалидов! – возразил голос. – И держать их в коридоре – бессовестно! Поэтому придется открыть.

Максим нашарил в изголовье тренировочные брюки и резко сел, отбросив одеяло.

– Не открывай, – посоветовала Михеева мужу. – Скорее всего, это ночные аферисты или мошенники.

– Нет уж, я открою! – рявкнул он, натягивая штаны. – И разберусь с этими инвалидами!

– Подожди, – взмолилась Татьяна. – Я наброшу на себя что-нибудь…

Танкован щелкнул задвижкой, дверь поехала в сторону, и в купе из коридора пролился неяркий свет.

– Какого черта?..

Снаружи стояла статная пожилая дама в строгом черном костюме и в белой блузке с жабо. Максим увидел седые, гладко зачесанные назад волосы, орлиный нос, тонкие губы и надменный взгляд. Ее руки покоились на спинке инвалидного кресла, в котором, чуть наклонившись вбок и тараща на Танкована безумные глаза, сидел полный мужчина лет сорока – небритый, мокрогубый – в желтой фланелевой рубашке, застегнутой на все пуговицы.

– Мне и моему сыну давно пора спать, – сообщила женщина низким грудным голосом.

– Как мило! – оскалился Максим. – Вам – пора, а мы – давно уже спали, знаете ли. Пока вы не разбудили нас самым бесцеремонным образом.

– Повторяю, – холодно произнесла дама, – это купе – для инвалидов. Извольте освободить его немедленно.

– Может, вам заодно и полы вымыть? – поинтересовался Танкован. – И вставную челюсть положить в стаканчик?

– Что за вздор? – крикнула Михеева. – Максимка, вызови проводника!

– Проводник! – гаркнул он в глубь коридора. – Срочно подойдите сюда! Здесь два клиента, сбежавшие из психлечебницы!

– Проводника нет, – сообщила женщина тоном, от которого у Танкована побежали мурашки по спине. – И не заставляйте меня применять силу. – Она толкнула кресло вперед. – Убирайтесь по-хорошему!

– Да что ж это такое! – Максим взвыл от боли: коляска наехала ему на ногу. – Пошла вон, старая грымза! – Он попытался выпихнуть незваных гостей из купе и закрыть дверь, но женщина отчаянно сопротивлялась и толкала кресло вперед. Небритый мужчина в желтой рубашке недоуменно таращился то на мать, то на ее противника, потом вдруг плаксиво скривился и заскулил басом:

– Ма-е-эээээ!

– Убивают! – истошно завопила дама. – Помогите!

Неожиданно распахнулась дверь одного из соседних купе, и в коридор выскочил Блатов. Как был – голый по пояс, в домашних шлепанцах – он бросился на помощь орущей женщине.

– Стоять, сморчок! – Рыжий оперативник ухватил Максима за шею, вытащил из купе и, заломив руку за спину, повалил на пол. – Тебе конец, Танкован! Допрыгался, герой-любовник!

– Не трогайте его! – закричала Михеева. – Неприятностей хотите, капитан? Я как адвокат вам их обещаю!

– Он пытался убить женщину с инвалидом! – заявил Блатов, тяжело дыша.

– Немедленно отпустите его! – потребовала Татьяна. – А с инвалидами мы сейчас разберемся! – Она грозно повернулась к даме: – Покажите ваши билеты, гражданка! Живо!

Оперативник, пыхтя, поднялся с пола.

– Вы чего раскомандовались, товарищ адвокат?

– Эта особа разбудила нас, ворвалась в купе, требуя, чтобы мы убирались вон. – Татьяну трясло от возмущения. – И я хочу знать – на каком основании?

Максим тоже поднялся на ноги и, зло отпихнув Блатова, отправился к себе.

– Я никуда отсюда не уйду, так и знайте! – заявил он. – Даже если придет толпа инвалидов!

Женщина тем временем достала билеты и протянула их оперативнику.

– Вот, пожалуйста. Все – на законных основаниях.

Тот, щурясь, вгляделся в документы и сконфуженно почесал нос:

– Простите, сударыня, но ваше купе там, в конце вагона.

– Странно… – фыркнула та. – Очень странно.

Блатов услужливо развернул кресло.

– Давайте я вам помогу…

– Ну что ж, сделайте милость, – разрешила женщина и первая двинулась по коридору.

Рыжий поспешил за ней, толкая перед собой коляску с хнычущим мужчиной и увещевая на ходу:

– Отдохнете, выспитесь как следует, наберетесь сил, а завтра напишем заявленьице, опаньки?..

Татьяна проводила его презрительным взглядом и хмыкнула:

– Наш оперуполномоченный, наверное, сошел с ума, если потащился за нами в Сибирь.

Максим выглянул из купе.

– Ты сама говорила: он теперь от меня не отстанет.

– Говорила, – согласилась Татьяна. – Но не ожидала от него такой прыти. – Она сложила руки на груди и задумчиво прищурилась: – Хотя знаешь, может, это и к лучшему.

– Ты о чем? – не понял Танкован.

– Хорошо, что он будет рядом, когда мы выведем на чистую воду твоего сыроярского недоброжелателя, – пояснила Михеева. – И помощь какая-никакая, и свидетель в одном лице.

– Ну да, – хмыкнул Максим. – Только если он меня раньше на чистую воду не выведет. Вон, опять пошел «заявленьице» клянчить. Того и гляди или покушение на убийство состряпает, или терроризм.

– Ну, чтобы этого не случилось, у тебя есть я. – Татьяна чмокнула его в щеку. – Пойдем спать, любимый…

– Славный день и веселая ночка…

Спустя сутки с Максимом произошел несчастный случай.

Ночью он побрел в туалет, а когда вышел, решил подышать в тамбуре свежим воздухом. Танкован всегда считал, что ночью хорошо думается, а поезд – лучшее место для таких раздумий. Вокруг – никого, ветер ерошит волосы, пахнет дымком и смолой, мимо проносятся спящие леса и бескрайние черные степи. Бескрайние – как его жизнь.

Он вышел в тамбур, поднял ступеньку и, легко распахнув входную дверь вагона, подставил лицо бушующему эфиру. Молодое тело, обдуваемое ветром странствий, перемен и свершений, трепетало. Глаза слезились от сладкой тоски и смелых надежд. Ему скоро двадцать четыре. Судьба, трепавшая его недавно, как этот ночной ветер, теперь улыбнулась, великодушно позволив расправить легкие и широко раскрыть глаза, устремленные в будущее. Колеса безумствовали на стыках, и наверное, так же сильно, громко и смело колотилось его сердце. Поезд летел навстречу новому дню, а Максим – навстречу новой жизни.