Дмитрий Герасимов - Если небо молчит

– После Сибири море, солнце и пальмы покажутся еще желаннее, – улыбнулась Татьяна. – И вообще, мы же договорились, дорогой: сначала – свадьба, а потом уже медовый месяц.

– Я позвонил старикам, – сообщил Максим. – Они нас ждут с радостью и говорят, что на свадебное торжество в гостинице поместится полгорода!

Михеева остановилась.

– В гостинице?

– Я же говорил тебе, – рассмеялся он. – У моих стариков – своя гостиница. Называется УЮТ.

– Вот тебе раз! – Татьяна забавно приподняла бровь. – А я и не знала, что ты у нас гостиничный магнат!

Максим хмыкнул.

– Да гостиница – одно название, – небрежно пояснил он. – Обычный частный дом. Большой и бестолковый. Батя, как муравей, таскал в него по гвоздю да по досточке и в результате отгрохал бетонный скворечник в три этажа. Гости туда носа не кажут, а командировочных и отдыхающих в нашем захолустье отродясь не было.

– Чем же они зарабатывают? – удивилась Михеева.

– А они не зарабатывают, – пожал плечами Танкован. – Живут на пенсию и бродят по своему пустому дворцу, как король с королевой в изгнании. Два дурачка.

Татьяна посмотрела на него укоризненно.

– Ты говоришь о своих родителях как о чужих людях.

– А они и есть – чужие… – пробормотал под нос Максим.

На платформе постепенно стал собираться народ. Носильщики сновали взад-вперед, громыхая тележками и лавируя между неторопливыми пассажирами с ловкостью циркачей.

– Танюша! – пронеслось над перроном, и Михеева вздрогнула.

– Ты чего? – улыбнулся Танкован. – Ты одна, что ли, здесь Танюша?

– Просто… показалось. – Она поправила очки и на всякий случай огляделась по сторонам.

Максим подтащил чемоданы к краю платформы и полез за носовым платком.

– Ну и жарища! Я весь взмок!

– Почему ты решил, что именно здесь остановится десятый вагон? – рассеянно спросила Татьяна, продолжая оглядываться.

– У меня глаз-алмаз! Погрешность – от силы полтора вагона, если только нумерация с головы состава, а не с хвоста. – Он наклонился над путями и посмотрел вдаль. – Нашего паровоза еще не видать.

– А если – с хвоста? – все так же рассеянно спросила она.

– Тогда придется чуть-чуть пройтись! – бодро объявил Танкован и вдруг нахмурился: – Ты кого там высматриваешь?

– Понимаешь… – Татьяна смутилась. – Это глупо конечно, но мне померещился голос Гены.

– Кого?! – Максим чуть не выронил платок. – Какого, на хрен, Гены?

– Нет, не померещился… – Она помрачнела и опустила руки.

Танкован в недоумении проследил за ее взглядом и увидел спешащего к ним Ферзяева.

«Стервятник» семенил и подпрыгивал, вытирая на бегу раскрасневшееся узкое лицо и приветливо махая рукой:

– Танюша!..

– Как он узнал? – грозно спросил Максим, повернувшись к жене.

– Понятия не имею! – воскликнула та. – Его уже несколько дней не было на работе. Я думала: отстал наконец, успокоился.

– Не успокоился, как видишь, – процедил Танкован и демонстративно убрал руки за спину в ответ на приветственно протянутую ладонь подбежавшего Ферзяева.

– Здравствуйте!.. Здравствуй, Танюша! – Мужчина был явно взволнован. – Я боялся, что не успею…

– Не успею – куда? – холодно поинтересовался Максим. – Туда, куда еще недавно было можно, вы уже не успели.

– В чем дело, Гена? – спросила Михеева. – Зачем ты примчался сюда и кто тебе вообще сказал, что мы здесь?

– На работе, – простодушно ответил тот. – Секретарша призналась, что заказывала для тебя билеты.

– Понятно… – Татьяна запустила в волосы руку и отвернулась. – Можно было сразу догадаться.

– Что вы хотите? – Максим шагнул к «стервятнику», загораживая от него жену.

– Я хотел… – Ферзяев стушевался. – Поговорить…

– Вы помните, я рекомендовал вам никогда больше не искать встречи с Таней? – Танкован почувствовал приступ ярости. – Помните, говорил, что никогда и никому не дам ее в обиду? Помните, нет? – Он подошел вплотную к своему долговязому сопернику и теперь смотрел на него снизу вверх. – Я предупреждал вас, что вы горько пожалеете, если не оставите ее в покое? Предупреждал?

– Предупреждал, – согласился тот и через плечо Максима обратился к Татьяне: – Милая, ты ведь не откажешь мне в паре слов?

– Какие еще слова, Гена? – Михеева резко повернулась. – У меня началась другая жизнь, понимаешь? У меня – вот! – Она сунула ему под нос руку с кольцом. – И в этой новой жизни тебя нет! И меня – вчерашней и позавчерашней – тоже нет!

– Ты делаешь ошибку! – застонал Ферзяев. – Непростительную ошибку!

Танкован схватил его за лацкан пиджака:

– Это вы допустили ошибку, явившись сюда! Я уже говорил и снова повторю: с Таней вам ничего не светит! Ищите другой объект для осадного положения.

– Ты ничего не знаешь! – не унимался хлыщ. – Этот человек просто использует тебя! Ему нужны твои деньги, твоя квартира! Он мне сам в этом признался!

– Что? – ахнула Михеева. – Что ты сказал?

– Ах ты подонок! – взвыл Максим, с силой встряхнув Ферзяева за пиджак. – Не слушай его, Таня! Он валит с больной головы на здоровую! На воре и шапка горит! Каков негодяй! Сам годами охмурял начальницу, чтобы добиться своей жалкой цели: попасть в фавориты, сделать скачок в карьере, поправить свое финансовое положение. И все – за твой счет, Танечка!

– Неправда! – кипятился Ферзяев. – Я сказал ему, что люблю тебя, Танюша, и готов всю жизнь ждать твоего расположения. А он мне в ответ: вы, мол, опытный стервятник, готовы караулить жертву годами, вот и наберитесь терпения заново, а я молод, и мне нужно все и сразу!

У Танкована потемнело в глазах. Самое ужасное заключалось не в том, что все это он действительно говорил, а в том, что не просчитал, кретин, каким боком ему могут обернуться эти слова.

– Я убью тебя, гад! – Он замахнулся на долговязого юриста, оказавшегося таким прожженным негодяем и хитрецом, но почувствовал, что кто-то крепко держит его за руку.

– Статья двести тринадцатая, часть первая! – констатировал рыжий Блатов, вцепившись Танковану в рукав. – Еще одна статеечка – до кучи. – Он повернулся к долговязому: – Прошу вас, гражданин, потратить десять минут на написание заявления, и я оприходую этого деятеля в лучшем виде.

– Что? – не понял Ферзяев. – Ах, нет, увольте! Не нужно никаких заявлений, мне пора идти. – Он опять обратился к Михеевой: – Танюша, знай: я люблю тебя! Люблю так, как никто никогда не любил и вряд ли полюбит. Я буду ждать тебя, несмотря ни на что! Помни: ты всегда можешь рассчитывать на мою преданность!

«Стервятник» всхлипнул, развернулся на каблуках и зашагал прочь, подлец.

Татьяна стояла, опустив голову и нервно теребя пальцы.

– Сорвался, головень, – досадливо цокнул языком Блатов. – Сейчас бы такую уху сварили!