Ольга Новикова - Каждый убивал [Журнальный вариант]

Но и это ничего не дает…

А что в анонсах?

Прочитав первое объявление, Анжела хлопает ладошками: завтра в десять утра у Бизяева пресс-конференция.

Отменит или нет? Наверняка давно запланирована, тема дежурная, но ведь без вопросов об Олеге не обойдется… Струсит или ринется в бой? Ладно, что гадать. Пойду! — решает она, скосив глаза на циферки в правом нижнем углу экрана: ровно три ночи… Ого…

Ее ежесуточная норма — восемь часов беспрерывного одиночного сна на широком ортопедическом матрасе средней жесткости с независимым пружинным блоком. Часом меньше — и уже не та реакция при выходе на ринг, которым ей представляется вся ее жизнь, и не только профессиональная.

Но сейчас выбора нет.

Никогда не была и не буду рабой режима — ни политического, ни гигиенического.

Еще полчаса уходит на то, чтобы выудить информацию о связях Бизяева с люберецкими, о какой-то секретной коллекции бриллиантов…

“Ладно, хватит!” — зевает Анжела, настраивая будильник на вставание, а себя на сон…

“Я не могу сейчас! Хотите поговорить — подчаливайте к “Новостям”!” — эхом повторяется в ушах категоричность Анжелы. Отчеканила-отбрила.

“К каким “Новостям”?” — недоумевает Глеб. Ладно, хоть трубку подняла. А не выждал бы до половины десятого, возник бы раньше — и подалее “новостей” могла бы послать…

Но приказной тон подчиняет, и он, немного тушуясь, спрашивает:

— А где это?

— Господи, да посмотрите в Интернете! Зубовский бульвар, агентство “РИА-Новости”. Некогда мне объяснять!

— Как вас там найти? — продолжает тупить Глеб.

— Пресс-конференция Бизяева в десять. Все-все, я и так опаздываю!

Глеб держит у уха трубку, издающую короткие “пи-пи”. Словно ждет хоть “пока” или какого другого слова или знака, обозначающего прощание. Не сердится на Анжелу — встреча-то в результате назначена. Да еще и Бизяев в придачу! Вот что значит интуиция профессионала. Дернул за правильную нитку — и, глядишь, весь клубок начнет разматываться.

Доехать до “Парка культуры” — двадцать шесть минут, минут десять накинем на пеший ход… Надо бежать! Если начнут как объявлено, то он и так опоздает… Да и Анжела в своей девчачьей машине может в пробке застрять… Хотя я же не знаю, откуда она со мной говорила… Может, от мужика, от какого-нибудь олигарха… И он ее на вертолете домчит вовремя…

Мысли Глеба, которые он всю дорогу старательно направляет в сторону расследования, то и дело своевольничают и увиливают в сторону. В сторону Анжелы. Командирша! Такая не повиснет на шее, не разнюнится, если вдруг случится какой облом. И по всему видно — башковитая. На допросе — все только по делу, никаких там дамских “а вот я, например…” Пусть и снобка…

Но я тоже не простак! — приосанивается Глеб.

И все же немного неуютно: она-то будет в своей привычной среде, а он…

Да и как пройти в здание, не светясь? Уже было, получал от начальства, когда всего лишь переговорил с районным депутатом, свидетелем по делу об изнасиловании. А это была ключевая фигура — отец подозреваемого. Пришлось попотеть, пока нашел других очевидцев, чтобы арестовать защищенного отпрыска. Но не успел тот испугаться общей камеры, как его выпустили. Облом, который можно было предвидеть, — жертва забрала свое заявление. Купили девчонку, а может, пожадились и просто запугали…

Ну а после той неудачи все медленно, но явно пошло наперекосяк. Сперва он стал спиной чувствовать, что ему уже никто не завидует.

Если б только начальство держало в черном теле… Быть в явной опале — тоже доблесть. Тайная поддержка коллег обеспечена. Но Глебом стали пренебрегать все.

Ему доставались самые бесперспективные, муторные дела, самые неудобные дежурства… И твоя производная демонстрирует, что ты ползешь или даже валишься вниз. Если он пробовал отказаться от черновых предложений, то коллеги даже не снисходили до просьбы, а равнодушно так бросали: “Не хочешь — не надо”. Мол, связываться противно. После чего он поспешно соглашался подежурить в новогоднюю ночь, пойти в отпуск слякотной зимой, когда в Москве тошно, а на полет в края, где тепло или по-настоящему зимно, не хватает ни денег, ни времени. Его покорность принимали за слабость, и уже начинали презирать, не скрываясь. Сколько раз было — заглядывает он в соседний кабинет по делу, а там — большая или малая пьянка. “У тебя что-то срочное?” — спрашивает хозяин, даже из вежливости не приглашая Глеба к столу, за которым сгрудился весь отдел… Буквально все… Им весело… Один только раз новичок-криминалист по доброте душевной осмелился предложить: “Рюмочку выпьете?”, — но, конечно, пришлось отказаться.

Сколько бы Глеб ни хорохорился наедине с собой, сколько бы ни говорил себе: вот я им сейчас покажу! — в реальности все шло хуже и хуже.

Как выбраться из ямы одиночества? Углубляющейся…

Раскрутить громкое дело. Может, удастся что-то выжать из родственной связи Олега с Бизяевым?

Это путь. Надо попасть на пресс-конференцию. Там наверняка двойной кордон… Лучше бы не предъявлять корочки… Если до шефа дойдет, что я без спроса сунулся к депутату, то крика не оберешься… И черт знает, как на это среагируют бизяевские охранники. Инкогнито бы понаблюдать… Но пустят ли человека с улицы? Аккредитация-шмонация, наверное, нужна… На месте сориентируюсь.

Длинная какая дорога! Выбраться из глубокой станции “Парк культуры”, потом по ступенькам в подземный переход на другую сторону Зубовского бульвара, дальше — нескончаемая высокая ограда и, наконец, будка. Пропускают по обычному паспорту.

Но когда Глеб минует широкий вольготный двор, вымощенный квадратными плитами, поднимается на второй этаж и оказывается перед дверями в зал, документ не срабатывает: парень при галстуке в черном костюме сверяется со списком и безразлично бурчит: “Вас нет!” Так произносит, что у Глеба сразу пропадает намерение поуговаривать, он отходит в сторону. Инстинктивно начинает выполнять команду исчезнуть. “Вас нет!” — звучит в ушах.

— Мы же опаздываем! Почему топчешься? — слышит он знакомый, ожидаемый голос и поэтому не вздрагивает, когда Анжела берет его под руку. — Уже начали? — поворачивается она к охраннику.

— Вас ждем… — с иезуитской учтивостью отвечает ей цербер и, помолчав, многозначительно добавляет: — Евгения Ильинична.

Надо же, они знакомы…

Вежливость с приколом, от чего пальцы Анжелы впиваются в запястье Глеба. С силой совсем не девичьей.

И чего сатанеет… Никакая же не новость, что она печатается под псевдонимом. Анжела Анцуп гораздо звучнее, чем Евгения Ильинична Анциферова. Но почему-то бесит ее, когда об этом напоминают. Лет пять назад так в ЖЖ завелась, что предлагала на пари продемонстрировать все документы со своим теперешним именем: три паспорта — российский, старый и новый заграничные, страховое свидетельство и водительские права. В ее блоге была перепалка. Но проговорилась, что бумаги выписаны уже в начале текущего столетия. Именно тогда, судя по интернетовским сведениям, она начала свою борьбу за так называемую “достойную жизнь”, ключевые слова которой — квартира-машина, Лазурный берег, яхта, платья-сумочки всякие… Многого добилась, базовый пункт материализовала, но пока далековато до личного “коммунизма”, при котором, согласно живучей советской мифологии, за полную реализацию способностей (с чем у нее в полном порядке) воздается “по потребностям”. Слишком часто в ее журнальчике мелькают цены на самые разные блага. Настоящая материальная свобода — это как меню в дорогом ресторане: названия блюд без указания их стоимости.