Ольга Новикова - Каждый убивал [Журнальный вариант]

Для себя же Глеб уяснил, что у него нет и не предвидится легитимного ключа, чтобы открыть дверь в Анжелину жизнь, но есть ведь и другие способы проникновения в запертое помещение… Кому, как не следователю, о них знать…

А вот в зал, где начинается пресс-конференция, она его провела. Охранник, уязвивший Анжелу, тем удовлетворился и не уследил за Глебом. Гонор, эмоции чаще всего мешают педантичному исполнению служебных обязанностей.

Чуть помешкав при входе, Анжела мигом ориентируется в заполненном зале и тащит Глеба за собой на два свободных места в глубине второго ряда. Не бросает меня, — радуется он, хотя и понимает, что служит сейчас палочкой, на которую опирается подбитый человек и которую отбрасывают, как только хромота проходит.

— Извините за опоздание, — гундосит невзрачный помощник депутата, пока его начальник самодовольной скалой водружается на сцене. — Виктор Рюрикович с большим трудом выкроил время в своем плотном графике…

Пропуская мимо ушей стандартную преамбулу об успехах комитета, возглавляемого Бизяевым, Глеб осматривается. Примерно то же, что бывает на брифингах прокурорского начальства. Не все удается прогулять, сославшись на текущее расследование. Другое дело — пресс-конференция после поимки им маньяка-детоубийцы, самая первая для Глеба, в которой он ответил на уйму вопросов.

Посадили в президиум, и он онемел. Казалось, журналюги расстреливают его своими въедливыми взглядами. Когда пошли конкретные вопросы, он сперва заговорил не в микрофон, потом слишком близко поднес его к губам, оглушив зал своим сипом, но в конце концов увлекся. Откуда взялось красноречие и куда потом опять пропало… В результате шеф, который взял новичка для демонстрации своего демократизма, был оттерт в сторону и затаил за это. И медийной персоной Глеб не стал — у журналистов короткая прагматичная память.

Публичный успех — как качели. При умелом использовании подбрасывает вверх, а промешкаешь, не так повернешься — и трахнет по темечку.

Голос соседки прерывает горьковатое воспоминание.

— Замешана ли ваша дочь в убийстве Вероники Мазур? — четко, нейтральным тоном, каким равнодушные профессионалы задают проходные вопросы, проговаривает Анжела, не вставая с места.

“Что? Не слышно!” — шипят вокруг.

Анжела спокойно дожидается, когда девица в короткой юбке поднесет ей микрофон, и повторяет слово в слово:

— Замешана ли ваша дочь в убийстве Вероники Мазур?

В шебуршащем зале устанавливается тишина. Довольно-таки зловещая…

Со второго ряда отлично видно, как на холеном загорелом лице Бизяева проступает пот, высверкивают глаза и тут же скрываются за приспущенными веками. Молния, которая может предвещать сильную грозу с ливнем, а может все кончиться по-сухому.

— Моя дочь Светлана Викторовна Бизяева… — Короткая пауза после фамилии и повтор: — Светлана Викторовна Бизяева находится в процессе развода с бывшим мужем…

— Быстро подсуетились, — тихо комментирует Анжела прямо в микрофон.

Девица, служащая ногами для усилителя звука, выхватывает у нее прибор и убегает к задним рядам. А Бизяев невозмутимо продолжает:

— Никакого отношения ни к его бизнесу, ни к его личной жизни моя дочь не имеет. Но мы встретились, чтобы обсудить конкретные вопросы, касающиеся моей депутатской работы, — по-начальнически поучает он. Снова делает паузу, заглядывает в листок-подсказку, потом поднимает голову, чтобы осмотреть зал. Приструнивает аудиторию взглядом и читает то, что написали референты: — Вы все знаете, что, говоря словами Зощенко, культура падает. Научная культура в том числе…

Без присмотра народ снова начинает переговариваться. Бизяев реагирует: отрывается от бумажки и продолжает своими словами:

— Наш комитет активно борется со лженаукой. Термин этот уходит в Средние века. Мы можем вспомнить Коперника, которого сожгли за то, что он говорил: “А Земля все-таки вертится!”

Шумок в зале. На фоне эффектной ссылки на Зощенко, подготовленной помощниками, последовавшая импровизация кажется совсем уж вопиющей. Журналисты попались не очень темные и начали азартно демонстрировать свою осведомленность. Чем меньше знаешь, тем приятнее уличать других в невежестве. До Глеба доносится: “Коперник дожил до семидесяти лет и скончался от инсульта… Про землю сказал Галилей, которого никто не казнил, а сожжен был Джордано Бруно за мистические опыты и поклонение демону Гермесу Трисмегисту, что тогда было нарушением закона, уголовным преступлением и каралось смертью”.

Анжела, как все, не смолчала и прошипела на ухо Глебу:

— Культ Джордано Бруно существует только в России… Папа Римский сказал одному моему другу, что Бруно невозможно амнистировать, пока не подтверждена его еретическая теория множественности обитаемых миров: “Вот найдите инопланетян, тогда можно будет обсудить!”

А доктор экономических наук, сообразив, что сморозил глупость, продолжает отчет уже по бумажке, но с первого ряда его громко перебивают:

— А это правда, что вы подарили жене министра тяжелой промышленности свой портрет с надписью “Будущий президент России”?

— Чушь собачья! — кричит Бизяев, слишком близко наклонившись к микрофону.

В зале слышится только резкий, оглушающий рык — как будто зверь нападает на жертву, — и с задних рядов просят: “Что?! Повторите?!”

— Товарищи, прошу вас, не отклоняйтесь от темы! — умоляет ведущий.

Спасти ситуацию пытается дисциплинированный комментатор государственного телеканала:

— Как вы полагаете, уважаемый Виктор Рюрикович, когда будет вторая волна экономического кризиса и как она подействует на нашу экономику?

И кривовато улыбается, получив в ответ оплеуху:

— Я не специалист по плаванию!

— При чем тут плавание? — вспыхивает Анжела, наклонившись к Глебу.

— Шутка юмора. “Волна экономического кризиса”, — вычленяет он журналистский штамп. — Хорошие пловцы любят высокую волну, ловко ее используют, а экономисты, видимо, бессильны.

Возникшая близость с Анжелой радует Глеба. Его ноздри впитывают сложный аромат, который излучает кожа соседки. Ни одной кислой нотки, только легкие цветочные, молодящие оттенки.

А аудитория уже распоясалась.

— Корреспондент интернет-издания “Компромат”, — представляется в микрофон невысокая безгрудая девчушка. — Вот перстень у вас… на правом безымянном пальце… — говорит она, запинаясь и краснея от своей смелости.

Бизяев инстинктивно приподнимает правую руку. Луч от прожектора, освещающего сцену, попадает на большой бриллиант в массивной золотой оправе и начинает свою радужную игру.

— Говорят, что драгоценность стоимостью полмиллиона долларов подарил вам Япончик. Это правда? — глядя себе под ноги, спрашивает журналистка.