Ольга Новикова - Каждый убивал [Журнальный вариант]

— Чушь собачья! — уже спокойно говорит Бизяев, убирая руку с перстнем под стол.

Выдержка железная, но инстинкты не отменишь, сколько власти в кулак ни собери.

— Товарищи, прошу вас, ближе к теме! — референт не оставляет попытки помочь шефу.

И тут другой шеф, шеф-редактор сайта “СибирьПолит.Ру”, пухленькая блондинка с аппетитным декольте, называет себя в микрофон, идет к президиуму, по пути поясняя народу, что передает Бизяеву открытое письмо, подписанное несколькими десятками журналистов из Кузнецка.

— Вы здесь сидите на пресс-конференции, очень достойный и милый человек, — добавляет она. Звучит как издевка. — И мало кто знает, как вы себя ведете, оставшись наедине с журналистами. Как хамите им.

— А вы со мной наедине хоть раз оставались? — похотливо оживляется Бизяев.

— Слава богу, нет. Но мои корреспонденты и многие сотрудники других СМИ мне достаточно рассказывали. Как вы во время интервью сидите и в зубах ковыряетесь. Мясо выковыриваете.

— Свинину или говядину? — барственно кокетничает депутат.

— Я больше не могу! Все равно дальше уже фуфло пойдет, — вставая, громко говорит Анжела и, выпрямив спину и отвернувшись от президиума, медленно идет из зала. Шествует.

Почти два десятка журналистов следуют ее примеру. Глеб тоже.

— Ох, нарываетесь, Евгения Ильинична, — шепчет-шипит охранник, придерживая дверь, которую распахнула Анжела.

Угроза прозвучала. И Глеб, чувствуя свою нужность — защитник! — отстает на полшага, чтобы прикрыть тылы. Ну, и чтобы не так явно было, что он ростом чуть ниже своей спутницы.

Они молча минуют лифт, который надо еще ждать, а и лишней секунды тут не хочется проторчать, сбегают по лестнице вниз и выходят на Зубовский бульвар.

— Тебя подвезти? — не похоже на себя, по-доброму предлагает Анжела, когда ее розовая красотка подмигивает фарами и пищит в ответ на нажатие кнопки дистанционного ключа.

“Ты”? Глеб хмурит брови, собирает лицо в щепотку, чтобы не выдать свою радость, и, четко проартикулировав “спасибо”, одновременно с Анжелой залезает в машину. Не учитывает, что у “порша” низкая посадка, и словно проваливается в яму. Вроде как ему указано: знай свое место…

— Бедная Ника! — говорит Анжела, трогаясь с места. — Неужели ты с этим хреном ничего не можешь сделать?! Ну есть же у прокуратуры какие-то рычаги, блин! — стучит она по рулю, притормаживая у первого светофора.

Не решаясь пока “тыкать”, Глеб старается избежать прямого обращения:

— Я попытаюсь, конечно… Но мне никто не даст разрешения… Да и что толку от официального допроса?! Придет с самым хитрож… — запнувшись, он поправляется, — хитроумным адвокатом и ни на один вопрос не даст прямого ответа.

“Нытик какой-то получаюсь! — мысленно одергивает он себя. — Надо срочно поменять тональность!”

— Мы выяснили, что подозреваемый вылетел чартерным рейсом на Кипр… — Глеб пробует говорить официальным языком, но рядом с естественной Анжелой такой тон так же нелеп, как… как черный смокинг на пляже. В голову приходит сравнение, которое, наверное, могла бы придумать и Анжела… Рядом с ней все другое. — Не вечно же Олег будет бегать, — поворачивается Глеб всем корпусом к Анжеле, чтобы восстановить чуть было не пропавшее ее доверие. — Никуда не денется. За его квартирой я установил наблюдение…

Расслабившись, Глеб вытягивает ноги. Ему удобно, но и для рослого мужика тут не тесно. Морда у машины вытянутая, любой поместится… Интересно, кого она тут возит? Такая женщина всегда окружена поклонниками… Ничего, у всякого соперника можно найти слабое место. В случае чего, использую свои возможности…

Так бы и ехал бесконечно. Но, как назло, ни одной пробки…

— Слушай, а тебе куда надо? — Анжела поворачивается к Глебу, притормаживая возле железных ворот. — А то я уже приехала. Может, кофеем тебя напоить? — смотрит она глаза в глаза тем многозначительным женским взглядом, лучи которого покалывают мужские нервные окончания.

Глупо отказываться.

Первый висяк сунули сразу после защиты диплома в юракадемии. Тогда подфартило — по рекомендации препода временно взяли в следственный комитет на место генеральской дочки, убывшей в декретный отпуск. Дело было никому не интересное. Рядовая проверка проводилась, вот и скинули на новичка.

Убийство трехлетней давности. Казашка, торговка с рынка на “Багратионовской”, заявила о пропаже девятилетней дочери. Девочка дома нянчилась с братом-грудничком, в школу не ходила. В обед мать пришла покормить ребенка, а тот один-одинешенек, уже сипит, посинел от натуги. Вот совсем как в Никином случае — не могла мать добровольно бросить кроху, так и там явно кто-то увел малолетнюю няньку. Вскоре местная шпана наткнулась на ее тело с проступившими синяками на бедрах, в промежности, со странгуляционной полосой на тонкой шее — на заброшенной стройке была присыпана щебнем. Убийцу с тех пор якобы ищут. “Мать на контакт не идет”, — записано в деле. Теперь-то знаю — мигранты все скрывают, а если вдруг откровенничают, значит — врут. И часто просто на всякий случай, по привычке скрывают даже некриминальную правду, которая им всегда выходит боком.

Но тогда заметил, что мать не разговорили. Возмутился. Несколько дней почти без сна просидел в архиве — вычленял похожие убийства за последние годы не только в Москве, но и по стране. Отобрал те, где у жертвы была безмужняя мать-беженка… На трех трупах из Саратова, Ижевска и Липецка чувствовалась одна и та же рука-убийца. Вурдалак вводил палку в половые органы после того, как сам там побывал, на двух телах нашли его слюну, смешанную с кровью убитых, а на одном следователь унюхал запах ацетона и педантично запротоколировал это. Без выводов. Ни одна безутешная мать не призналась в наличии любовника, соседи молчали. Тупик.

И тут повезло. Пропала девятилетняя дочь районной банкирши. Мамаша, видимо, заплатила кому надо, и всех моментально бросили на поиски. Собака в тот же день взяла след — тело было спрятано в заброшенном коровнике, в паре километров от банкирской дачи. Тоже палка, тоже кровь в промежности, словно размазанная языком. И еле уловимый, не выветрившийся еще запах ацетона — я специально поехал на труп и принюхался. Никому ничего не говоря, прошерстил окружение девочки. Выяснил, что в дом недавно взяли одинокую беженку-кухарку, которая заказывала специи для готовки у своего земляка. Пошел к нему в лавку, всю дорогу маясь: вдруг подозреваемый уже смылся? Но тот, видно, так был уверен в своей безнаказанности… И, как большинство маньяков, кайфовал от внимания к себе.

Нравится им обсуждать обстоятельства своего преступления. А когда человек испытывает удовольствие, он расслабляется, контроль ослабляет, и при длительном, умелом допросе в чем-то прокалывается. Уж если переступаешь закон, то лови кайф от скрытости содеянного, а не от болтовни о нем! Тайное знание — такая сила! Вечный двигатель!