Валентина Мельникова - Финита ля комедиа

- У тебя есть списки завсегдатаев клуба?

- Есть! - посмотрел на него Иван с ответным удивлением. И вдруг глаза его вспыхнули не меньшим восторгом. - Курбатов? Провизор Сухобузимов - сосед Журайского? Мейснер? Все они знакомы по клубу! Все они значатся в членах клуба! Точно! - И прихлопнул себя по карману. - Здесь он! Несомненно, здесь! Но почему ж никто не назвал его среди своих знакомых?

- Да потому, что он ни с кем дружбы не водил!

В приятели не набивался! Наверняка одна-две шахматные партии, и на этом - прощайте! Но каков источник информации! Он же все про всех знал!

Вавилов протянул Федору Михайловичу пару листков бумаги со списком постоянных членов клуба и его частых посетителей. Тартищев быстро пробежал его глазами и прищелкнул пальцами над одной из фамилий.

- Ну, вот! То, что требовалось доказать! Теперь он от нас никуда не денется! - и посмотрел на Вавилова. - Пока ничего не меняется! События развиваются по прежнему сценарию! Сегодня в восемнадцать ноль-ноль общий сбор у меня в кабинете. Подведем итоги, обсудим детали, а пока ступай! - Он кивнул Вавилову и усмехнулся. - И помни про комара!

Тартищев быстро миновал фойе и прошел за кулисы.

Со сцены раздавался звонкий голосок Лизы. Просмотр начали без него, и Федор Михайлович принял это за добрый знак. Значит, режиссер и его дочь сумели найти общий язык... Он прислушался. Лиза весьма бойко на его взгляд вела диалог Луизы Миллер с отцом, но внезапно остановилась... Тартищев подошел к кулисе и выглянул из-за нее. Лиза, насупившись, стояла на сцене, глядела в пол, а Турумин, размахивая руками, что-то внушал ей громким шепотом. Лиза сердито мотала головой в ответ, вычерчивая носком туфельки замысловатые вензеля на затоптанной сцене. Тартищев перевел взгляд в партер, отметив Булавина, что-то оживленно обсуждавшего с антрепренером, актера Шапарева, игравшего отца Луизы, и несколько знакомых и едва знакомых физиономий, вероятно, актеров театра.

Из-за спины к Федору Михайловичу подошел Алексей, заглянул через его плечо на сцену и прошептал:

- Пока все спокойно!

- Что там происходит? - спросил Тартищев и кивнул на живописную композицию, которую составляли дочь и Турумин. Режиссер, взяв ее за руку, весьма мило улыбался и заглядывал ей в глаза, а Лиза с расстроенным лицом отворачивалась и что-то бормотала ему в ответ.

- Кажется, не все у нее получается, - ответил Алексей. - Я не понял, то ли сам Турумин, то ли суфлер сделали ей замечание в том тоне, который они допускают с актерами, знаете, в таком грубовато-фамильярном, на грани приличия. Вот Лиза и взбунтовалась?

Отказывается дальше пробоваться!

- Вот, а говоришь все спокойно! - произнес расстроенно Тартищев. Стоило мне задержаться, как все наперекосяк пошло! Вот же несносная девчонка!

Просил ведь...

- Федор Михайлович, неужто нельзя без Лизы обойтись? Ведь Вероника уже готовая актриса. Почему же ее не хотят попробовать? - с удивлением смотрел на него Алексей. - На кой Лизе сдались подобные мучения? А если она провалит премьерный спектакль? Это ведь удар для нее на всю жизнь!

- Надо же, еще один Лизкин радетель объявился! - поразился Тартищев. Тебе-то что с того, кто премьерный спектакль играть будет? Твоя главная задача - исправно службу нести и то задание, что я тебе определил, наилучшим образом исполнить. А о Лизке и без тебя найдется, кому позаботиться!

- Зря вы так, Федор Михайлович, - глаза Алексея обиженно сверкнули, Лиза мне как сестра...

- Сестра? - хмыкнул насмешливо Тартищев. - А она знает о том, что у нее братец появился?

- Но я ведь в переносном смысле, - сконфузился Алексей.

- А я как раз не в переносном смысле советую: не забывай, зачем тебя сюда послали, проследи, чтобы с Лизой ничего в театре не случилось, а все остальное уже моего ума дело! Только, смотри, про братские чувства не поминай! Сам знаешь, пленных она обычно не берет, коли в атаку иде...

Тартищев не закончил фразу, а Алексей не успел должным образом на нее отреагировать. Лиза что-то резко ответила Турумину, вздернула подбородок и направилась в сторону кулис, за которыми прятались Федор Михайлович и Алексей. Юрий Борисович, прихрамывая, спешил следом и уже в полный голос упрашивал ее вернуться на сцену.

Лиза достигла кулис, встретилась взглядом с отцом, гневно блеснула на него глазами и, развернувшись к Турумину лицом, даже притопнула ногой от возмущения:

- Юрий Борисович, я вас умоляю, увольте меня от этой роли! Какая из меня актриса? Что вы меня в посмешище превращаете? У меня голоса на этот зал не хватает, а вы хотите, чтобы я в новом театре играла! Нет, никогда! - Она оглянулась на отца. - Федору Михайловичу простительно, он в театральных делах ничего не смыслит! Но вы-то! Вам позора захотелось! Нет, нет! отгородилась она от Турумина ладонями. - Я на эту тему прекращаю всяческие разговоры. Лучший выход для вас - Вероника Соболева! Она - ученица Полины Аркадьевны. Уже потому зрители примут ее доброжелательно, а если еще увидят ее игру...

- Но Савва Андреевич категорически против Вероники! Сами понимаете, она его принародно оскорбила... А он не тот человек, чтобы прощать подобные обиды... - не по обычаю робко произнес Турумин и посмотрел на Тартищева, словно искал у него поддержки.

Но Федор Михайлович против его ожиданий урезонивать Лизу не стал, а приказал Алексею:

- Отправляйтесь оба в гримерную! Пусть слегка отдышится, а потом уже решать будем, что дальше делать. - И строго посмотрел на Турумина, проводившего молодых людей взглядом. Лиза взяла Алексея под руку, и они направились за сцену, где находилась лестница, ведущая на второй этаж к гримерным.

- Прямо не знаю, что предпринять? - произнес режиссер растерянно, заметив взгляд Тартищева.

- Рассказать все, как есть, без вранья!

Режиссер растерялся еще больше:

- О чем вы, Федор Михайлович? Я имел в виду Лизу...

- А я - ожерелье, которое мы изъяли у преступника. Что ж вы не признались, что оно исчезло из шкатулки Муромцевой с вашей помощью?

Режиссер побагровел и отвел взгляд...

***

Он уже не ощущал себя человеком. Бесполое, равнодушное создание пило чай, курило, разговаривало с хозяйкой, но все, что оно ни делало, что ни переживало, все это уже существовало вне его, в другом мире, который останется точно таким же, когда для него все исчезнет. Его сознание смирилось с этими ощущениями, и он не испытывал ни малейшего страха перед тем событием, которое должно произойти завтра...

Столь же молча и отрешенно он наблюдал за женщиной, которая раз в неделю убирала в его комнате. Она ни о чем не догадывалась, поэтому так безмятежно и весело болтала, даже пыталась неловко кокетничать, чтобы привлечь его внимание, но, обиженная непонятным для нее молчанием и странным отсутствующим взглядом, быстро справилась с уборкой, подхватила ведро с грязной водой, тряпки, щетки и поспешно ушла. Он не знал, что за дверью она многозначительно повертела пальцем у виска и прошептала неприличное слово, которое обычно шепчут разочарованные женщины, покидая квартиру одинокого мужчины.