Валентина Мельникова - Финита ля комедиа

- Месть, - вздохнул Тартищев, - всем, кто, как казалось Гузееву, затирал его Ольгу из зависти. А Полину Аркадьевну отравил еще и потому, что считал ее безнравственной женщиной и недостойной того, что ради нее вы строите новый театр. Он действительно нанял Гиревича, чтобы тот выкрал яд у Мейснера, и поначалу хотел добавить его в чай, который Полина Аркадьевна пила в гримерной после утренней репетиции, но у нее разболелись зубы, так что все получилось для Гузеева удачнее некуда. Он сам принес ей флакончик с ядом в гримерную, и в письме бахвалится, насколько ловко у него получилось расправиться с Полиной Аркадьевной.

Кстати, свою жену он тоже считал крайне безнравственной и первой отравил ее. Обставил все так, что сошло с рук, вот и почувствовал безнаказанность. Каждое преступление готовил, как маленький спектакль... Думаю, трюк с письмом его рук дело, хотя он о нем не упоминает.

- Письмо мог подбросить кто угодно, не обязательно Гузеев. У Полины Аркадьевны была масса "доброжелателей" в театре, и они не могли не воспользоваться моментом, чтобы поссорить нас.

- Вполне с вами согласен! - согласился Тартищев и повернулся к Турумину, который в этот момент появился из-за кулис. - А ведь какое-то время я вас подозревал, Юрий Борисович! Хромаете сильно, потом это ожерелье... К тому же вы вполне могли избавиться от Любки-Гусара, пока я обедал в трактире.

Турумин развел руками.

- Я ведь объяснил, что ногу зашиб в мастерской у Сухарева, когда споткнулся там о каменюгу. И ожерелье взял только из благих целей. - И он многозначительно скосил глаза в сторону Булавина, предупреждая, что уточнения в данном случае нежелательны.

- Но вы ведь могли и обмануть полицию, поэтому пришлось проверить, вдобавок ко всему и ваше алиби, которое, к счастью, оказалось безупречным.

- Федор Михайлович! - вмешался в их разговор Желтовский, вооружившись привычным блокнотом. - А какую роль играл в преступлении шахматный клуб?

И почему Гузеев выбрал в свои жертвы еще и Курбатова? Он же ни в чем, кажется, не мешал ему?

- Ему и собачонка не мешала, но он утопил ее, а ведь мог оставить хозяйке, чтобы передала Ольге. А Курбатов помешал ему по одной весьма простой причине, что не проиграл Гузееву ни единой партии в шахматы и имел неосторожность пошутить достаточно язвительно по этому поводу в присутствии нескольких членов клуба.

Видите, насколько ничтожен бывает мотив, чтобы приговорить другого человека к смерти? К слову, Гузеев с дочерью некоторое время проживали в той самой комнате, которая сейчас пустует рядом с квартирой провизора Сухобузимова. Гузеев хорошо знал Журайского, его матушку. К Сухобузимову он частенько приходил играть в шахматы, и тот делился с ним своими познаниями о действии ядов и как их использовать. Вот откуда Гузееву известны и цианистый калий, и белладонна. Что же касается клуба, то он подпитывался в нем нужной информацией, но большей частью все-таки играл в шахматы.

Это было его самым большим увлечением после театра, естественно, и после убийств, которые он обдумывал и исполнял столь же тщательно, как и все в своей жизни.

По сути дела, он их превратил чуть ли не в маскарад или в водевиль с переодеваниями. Вы только посмотрите, как ловко он подставил Журайского или того же Теофилова!

- Но это все же Гузеев взял полторы тысячи рублей из комода Ушаковой?

- Да, Анна Владимировна за неделю до этого занимала ему деньги, и он запомнил, каким ключом и какой ящик она открывала, а драгоценности не взял, потому что от них труднее избавиться.

- Я все понимаю, - сказал тихо Желтовский, - он хотел расправиться с Ушаковой, но при чем здесь дети, прислуга?

- А этим он отомстил уже Ушакову. Тот вытолкал его как-то взашей, после того, как Анна Владимировна не признала в Ольге талант. Гузеев напился в стельку и принялся ломиться в парадную дверь. Богдан Арефьевич не стал звать дворника или околоточного, а самолично отвесил ему пару оплеух, чем подписал смертный приговор своей семьей. И ведь как умел ударить, мерзавец, по самому больному, по самому дорогому!

- В нем умер великий режиссер, - вздохнул Турумин. - Но это водка, несомненно, породила в нем дикие инстинкты...

- Причина, прежде всего, даже не в водке, а в непомерных амбициях, в угоду которым пролито море крови! - произнес сквозь зубы Булавин. - Надеюсь, ему не будет снисхождения?

- По Военно-полевому уложению однозначно - петля, если судьи не найдут смягчающих обстоятельств, но какие могут быть смягчающие обстоятельства для убийцы, который размозжил голову поленом четырехлетнему мальчику? - пояснил Тартищев.

- Я вчера видел, как он топил собачонку, - подал голос Иван. - Не ушел, пока не убедился, что та уже не всплывет! Я еще тогда понял, что он зверюга, каких поискать! Меня в пот бросило, а он постоял как ни в чем не бывало и отправился домой. А собаченыш прямо-таки замечательный был.

- А со стороны посмотришь: незаметный, робкий человечишка. - Турумин покачал головой. - Но суфлер был великолепный! По высшей ставке суфлер!

И дочь у него неплохая! Чего человеку надо было? - И, спохватившись, заторопил Веронику:

- Давай, давай, голуба! Скорее на сцену!

- Так все-таки Вероника, а не ваша дочь? - удивился Желтовский.

- Вы же умный человек, Максим, а, выходит, тоже поверили в подобную ахинею? - улыбнулся Тартищев. - Но, признаюсь, я был поражен тем, как Лиза сыграла свою роль. Особенно ссору с Туруминым. Я уж подумал, не отдать ли ее в актрисы? - и покосился почему-то на Алексея.

- Ваша дочь - замечательная девушка! - отозвался Булавин. - Но я, Федор Михайлович, крайне признателен вам, что заставили меня посмотреть на Веронику другими глазами. Поначалу я просто хотел выполнить ваше задание и побеседовать с ней. Мы провели в разговорах всю ночь. Вспоминали Полину Аркадьевну. Поплакали даже. Действительно, у девочки удивительный по силе талант! Не боюсь предположить, что со временем она заткнет за пояс свою учительницу. Но такова участь любого таланта. Всегда найдется еще больший талант, который когда-нибудь затмит прежние достижения. Это один из главнейших законов развития общества, иначе оно давно бы застоялось и загнило, как болото. - Булавин пожал руку Тартищеву. - Большое вам спасибо за все! За Полину, за Веронику, за то, что состоится премьерный спектакль! Конечно же, я не оставлю теперь Веронику. Она наконец-то согласилась принять мою помощь. Летом я свожу ее в Москву, покажу своим друзьям в Театральной школе... - Он прислушался к сильному женскому голосу, доносившемуся со сцены. - Вы только посмотрите, мы ее привезли в театр ночью, почти до самого утра смотрели в разных ролях, а она свежа, как огурчик. Желание играть на сцене поразительное! - Савва Андреевич, прощаясь, склонил голову в поклоне и быстрым шагом направился в сторону кулис.