Валентина Мельникова - Финита ля комедиа

И вся ее фигура в темно-вишневом, тонкого бархата платье словно устремлена ввысь, туда, куда простому смертному пути вовек заказаны... Федор Михайлович судорожно перевел дыхание и посмотрел на Сухарева.

- Это вы приготовили к открытию театра?

- Да, наша работа в первую очередь сюрприз для Саввы Андреевича, - тихо сказал художник. - Мы с ним большие друзья. И я не смог пройти мимо такого события. К тому же этот портрет - наш с Олей подарок городу. Не знаю, как они решат, но мы бы хотели, чтобы его поместили в фойе театра.

- Портрет полностью работа Василия Ивановича, - Ольга подошла к ним и взяла мужа под руку. - Мне он доверил нарисовать только ожерелье. Правда, я потеряла оригинал, который мне предоставил для этих целей Юрий Борисович, пришлось рисовать по памяти.

- Камни, конечно, ерунда были, подделка, но фермуар очень красивый, под старину. Но Олюшка камушки посеяла. Турумин сегодня заезжал, сильно сетовал по этому случаю. Хотя вещице - пятерка цена. Я пытался заплатить, но Юрий Борисович ни в какую! Так и уехал в расстроенных чувствах, даже попрощаться забыл.

- Постойте, - Тартищев насторожился, - о каком ожерелье идет речь?

- А вы посмотрите, - кивнул Сухарев на портрет Муромцевой, - о том, что на шейке у примадонны.

Тартищев вгляделся и почувствовал, как внезапно вспотела спина. Ожерелье было точной копией того, что изъяли у Теофилова. Значит?.. Он повернулся к Ольге.

- Оля, повторите еще раз, как это ожерелье попало к вам?

Молодая женщина посмотрела на него с недоумением, но повторила:

- Мне его дал Турумин. Сказал, что взял его втайне у Полины Аркадьевны. Видите ли, этот портрет Василий Иванович писал по секрету и от нее самой. Об этом знали лишь мы да Турумин, потому что нам иногда требовалась его помощь, как, например, в случае с ожерельем или с платьем Полины Аркадьевны. Она ведь никогда по-настоящему не позировала. Так, несколько зарисовок со спектаклей, Васиных и моих...

- Каким образом вы потеряли ожерелье?

- Я думаю, у меня его вытащили карманники, - пояснила Ольга. - Я ведь возила его с собой в мастерскую, затем возвращалась обратно... Мне казалось, что я оставила его во внутреннем кармане пальто, но когда в очередной раз отправилась в мастерскую, ожерелья в пальто не обнаружила. Поначалу думала, выронила каким-то образом или забыла накануне забрать с собой...

Нет, все обыскали, как в воду кануло!

- А когда Турумин вспомнил про ожерелье? - поинтересовался Тартищев.

- Так я ж сказал, он всего лишь за несколько минут до вашего приезда ушел, - пояснил Сухарев. - Сказал, что приехал портрет посмотреть, а сам первым делом про ожерелье вспомнил. Дескать, театральный реквизит, срочно понадобилось вернуть... И так огорчился, когда узнал, что оно пропало, даже на портрет не взглянул...

- Оля, а если мы предъявим вам это ожерелье для опознания, вы сумеете подтвердить, что оно то самое, которое передал вам Турумин?

- Конечно, - пожала она плечиками. - Его фермуар ни с каким другим не спутаешь! - Ее глаза внезапно округлились. - Так вы нашли его? Где?

- Пока не могу сказать, - вздохнул Федор Михайлович, - но, надеюсь, завтра вы все узнаете! И мы в том числе. - И вновь перевел взгляд на портрет Муромцевой. - Истинная женщина! Жаль, слишком поздно многие поняли, что она значила для Североеланска.

И после этих слов раскланялся с хозяевами, клятвенно заверив, что заедет на чай с бубликами в следующий раз.

Глава 24

Иван нервно прохаживался возле театра. Завидев пролетку с Тартищевым, поспешил навстречу.

- Федор Михайлович, - Вавилов был встревожен и не скрывал этого, - все выполнил, как вы велели...

Филеры Ольховского, не стесняясь, пасут объекты с известными нам фамилиями. От своих людей мне удалось узнать, а после и самому обнаружить слежку за учредителями шахматного клуба "Гамбит" Загорским и Кравцом. Кроме того, Лямпе дважды встречался с метрдотелем клуба Сурдяйкиным на явочной квартире и имел с ним часовые беседы. По неподтвержденным пока данным, Сурдяйкин - агент Лямпе с прошлого года. Кроме того, ко всем известным нам объектам приставлены наблюдатели, которые ежедневно меняются, а за квартирой Мейснера и учителей гимназии ведется вдобавок ко всему круглосуточное наблюдение из домов напротив.

Самым тщательным образом проинструктированы дворники и квартальные надзиратели! - Все это Иван сообщал на ходу, почти бегом, потому что едва поспевал за широко шагающим Тартищевым.

- Ну, Ольховский! Ну, сукин сын! - покачал головой Тартищев. - Все-таки нашел оплот заговора!

Надо же, шахматный клуб - масонское гнездо! Ну, гамбит ему в качель! Он на мгновение замедлил шаг и с любопытством посмотрел сверху вниз на запыхавшегося Ивана:

- Наверное, уже и сроки известны, когда заговорщиков возьмут с поличным?

- Завтра в подвалы, где хранятся продукты для ресторана клуба, подбросят оружие и жидомасонскую литературу! Мои люди доложили, что это произойдет рано утром. Подъедет, как всегда, фургон с продуктами, но вместо приказчика, который обычно сопровождает фургон, будет агент охранного отделения! Так что к вечеру надо ждать ликвидации заговора подчистую.

- Лихо работает Бронислав Карлович! Лихо и со вкусом! Репортеры наверняка уже предупреждены? - справился Тартищев.

- Да, из тех, что на доверии у охранного отделения.

- Жолтовский?

- Нет, за ним недавно приставили "гороховое пальто", но Желток его быстро вычислил и завел в такую, я вам скажу, клоаку, что тот оттуда едва ноги в одних исподниках унес. А за пальто полгода из жалованья будет выплачивать, как за утрату казенного имущества.

Тартищев с интересом посмотрел на Вавилова:

- Откуда такие подробности? Ты случаем сам на жалованье у Ольховского не состоишь?

- Если б состоял, то давно бы на лихачах раскатывал, - буркнул сердито Иван, - а так на своих двоих по городу рыщу. Проездные ведь никто не выплачивает!

- Ладно, не прибедняйся! - хитро прищурился Тартищев. - Плох тот агент, что общего языка с извозчиком не найдет! - Он остановился на верхней ступеньке театрального крыльца. - Давай, продолжай в том же духе!

- Что делать с фургоном?

- Чтоб комар носу не подточил! - усмехнулся Тартищев.

- Желтовский?

- Очень осторожно, чтоб все крайне натурально смотрелось! Словом, действуй! Спасай Мейснера во второй раз! Авось их рабби <����То есть раввин (от др. - евр. rabbi, букв.: наставник мой).> тебе грехи отпустит! Шахматный клуб... - Он внезапно, словно подавился фразой, замолчал и уставился на Вавилова в крайнем изумлении. Затем повторил по слогам:

- Шах-мат-ньда клуб! - и выкрикнул с радостью моряка, завидевшего берег после многомесячного плавания:

- Шахматный клуб! Черт побери, Иван! Как же мы подобный факт проглядели? Это ж все яснее ясного! - и тут же деловито справился: