Анна Малышева - Алмазы Цирцеи

Но голос в трубке, ответивший на ее осторожное «алло!», оказался женским. Елена тут же узнала его и обрадовалась:

– Александра, вы? А я думала, вы уже никогда не позвоните! Как дела?

– Ужасно, – лаконично ответила та.

– Что-то еще случилось?

Художница помедлила, обдумывая ответ. Когда она заговорила, собеседница насторожилась. Слух Елены, ставший очень искушенным за время службы в отеле, мигом уловил лживые нотки, проскользнувшие в невинной, казалось бы, фразе.

– Нет, все нормально. Только адрес, по которому отправили панно, мне все еще неизвестен.

– А ведь у вас была какая-то версия? – припомнила женщина.

– Она провалилась. Более того, хозяин панно не желает со мной общаться.

Александра резко замолчала, будто собиралась сказать что-то еще, но передумала. Подождав немного, Елена осторожно спросила:

– Это правда очень… Очень важно для вас – найти панно? Простите, что задаю такой глупый вопрос…

– Еще важнее, чем прежде, – довольно загадочно ответила художница. – Вы не представляете, как все серьезно! Я уже обзвонила пол-Москвы, никто ничего не знает. И вот подумала, ведь панно увозили из вашего отеля… Вдруг случайно кто-то из персонала что-то видел, слышал… Хотя я ни на что уже не рассчитываю. Звонок вам – это жест отчаяния.

– Я, может быть, сумею узнать адрес у одного коридорного.

Елене пришлось сделать над собой усилие, чтобы выговорить эти слова.

Собеседница ахнула и зачастила:

– Правда, нет, правда?! Скорее узнайте, умоляю! Сейчас у меня денег нет, но в самые ближайшие дни я вам заплачу! Вы останетесь довольны! Не хочу обсуждать это по телефону!

– Мне денег не нужно, и так уже у вас заняла. А вот Сергей, так зовут этого проходимца, наверняка задаром ничего не скажет. Мне, например, он предлагал этот адрес в обмен на хорошую характеристику. Метит на место ночного портье.

– И вы…

– Я отказала, конечно. Терпеть не могу этого хлыща!

Александра издала короткий страдальческий стон, и женщина поспешила ее успокоить:

– Не сомневайтесь, уже этим вечером адрес будет у вас. Я постараюсь на него нажать.

– Вечером?! – воскликнула художница. – Это слишком поздно!

– А что может случиться?

– Могут еще кого-нибудь убить!

Александра почти выкрикнула эти слова и вновь резко замолчала, будто кто-то зажал ей рот. Но страх, мучивший ее, передавался собеседнице незримо и беззвучно, будто телефон излучал некие токи. Елена тоже не торопилась прервать паузу. Ей становилось все яснее, что художница о многом умалчивает. «Она знает, почему убили бельгийца. Определенно, знает. Но не желает об этом говорить».

– Вы считаете… Может такое произойти? – наконец проговорила Елена. – Это опасная история?

– Она вдруг стала очень опасной, – упавшим голосом подтвердила Александра. – Давайте увидимся скорее.

– Возникает вопрос, стоит ли мне в это ввязываться? У меня девятилетний сын.

– Вас не тронут! Пока убивают только тех, кто имеет непосредственное отношение к панно!

Когда Елена осознала услышанное, у нее перед глазами все на миг угрожающе расплылось.

– Вы хотите сказать, что еще кого-то…

– Жену моего клиента, – вынужденно призналась Александра. – Хотя она просто подвернулась убийце под руку, о панно узнала за несколько часов до смерти.

– Когда это случилось?

– Вчера утром. С тех пор я не появляюсь в своей мастерской. Я боюсь, понимаете? Парень, который это сделал, узнал у одной слишком болтливой дамы, где я живу!

– Парень? Что за парень?

Елена сделала над собой усилие и собралась. Нехорошая муть, наполнившая голову, исчезла, мысли приобрели необыкновенную остроту, словно она проспала целые сутки, а не какие-то жалкие полтора часа.

– Молодой парень, лет двадцати. – Александра отвечала охотно, было ясно, что ей не перед кем излить душу и поделиться своими страхами. – Хитрый, ловкий, как дьявол! Он взломал окно в квартире моей подруги Кати, любовницы клиента. Окно взломано точно так, как в отеле, я сразу это заметила. А в квартире не было ни панно, ни подруги – к счастью для нее. Зато туда занесло жену клиента, она накануне видела сюжет в новостях с комментариями своего супруга и устроила ему по этому поводу разнос. Наверное, решила выяснить наконец отношения с Катей… А нарвалась на убийцу.

– Вам его описали? – взволнованно перебила Елена.

– Не слишком детально. Приветливый, интересный – это со слов консьержки. И видно, такой, что к черту в душу влезет. Очень изворотливый. Прикинулся любовником Кати, еще и записку от ее имени нацарапал, что ее не будет несколько дней, и сумку с вещами из квартиры как бы между прочим вынес. А там безделушек на несколько миллионов рублей. Катя, дура, плачет, а что смерти избежала, до нее никак не доходит.

– Я убеждена, что бельгийца убил тот же самый парень, – твердо сказала Елена. – В отеле он прикинулся фанатом американской рок-группы, которая у нас жила в те дни. С этих поклонников спрос невелик, а порядка от них не жди – ну, он под таким соусом и проскочил безнаказанно. Забрался по балконам, только не на пятый этаж, где жили американцы, а на шестой, к вашему курьеру. Пытался открыть балконную дверь, но бельгиец явно оказал сопротивление изнутри. Тогда он взломал окно, влез и убил его. Потом попытался бежать тем же путем, но на балконе пятого этажа его заметила горничная, убиравшая номер. Она подняла тревогу, парня схватили, а он как ни в чем не бывало выдал себя за фаната, решившего разжиться бесплатными сувенирами в номере кумиров. Его и вышвырнули пинком под зад, даже милицию не стали вызывать. Тут нужна огромная наглость и даже актерский талант – разыгрывать комедию, когда этажом выше лежит только что убитый тобой человек.

– Это он, точно он! – выдохнула Александра. – Тоже совсем молодой?

– Лет двадцати. Средний рост, спортивное сложение, короткие темные волосы. Все время улыбался. Да ведь вы его должны были видеть!

– Как, когда?! – испуганно выдохнула художница.

– Вечером в среду, когда поднимались в лифте на шестой этаж. На третьем к вам подсел портье. На пятом лифт снова остановился, двери открылись, и вы наверняка увидели, как из номера 517 служащие под локотки выводят молодого парня…

– Я была так поглощена предстоящей встречей, что не обратила бы внимания, даже если бы они слона на веревочке выводили!

– Жаль… Вы бы хоть знали, кого вам бояться. А я вот чего не понимаю – почему бельгиец не поднял шума, когда убийца лез к нему в номер? Он ведь молча держал дверную ручку изнутри, пока та не сломалась, значит, увидел парня на балконе вовремя! Ведь можно было позвонить, закричать, выбежать в коридор!

Она вдруг осеклась, живо увидев коридор шестого этажа, пустой, мягко освещенный хрустальными плафонами, бросающими радужные блики на стены и потолок. Вечер среды, приблизительно пятнадцать минут одиннадцатого. В коридоре ни души, но Елене, только что закончившей телефонный разговор за стойкой портье, вдруг померещилось некое движение. Она ошиблась – все двери были закрыты, в коридоре никто не появился. Но на ручке двери 617-го номера слабо раскачивалась красная пластиковая табличка на цепочке. «Ее только что повесили. Теперь понимаю, это сделал убийца. Открыл дверь, может, собираясь сбежать, высунулся – я ведь заметила кого-то боковым зрением – увидел меня и не решился. Тогда повесил табличку, чтобы иметь запас времени… Бельгиец к этому моменту был уже мертв! Значит, его убили между десятью и десятью пятнадцатью вечера». Елена вспомнила, что так и не позвонила следователю, решив, что в субботу с ним трудно будет связаться. «Хотя я ведь даже не попыталась!» Молодой, похожий на студента следователь, приезжавший в отель в среду вечером, не внушил ей доверия. У нее почему-то возникло ощущение, что он не только не обрадуется результатам ее собственного расследования, но и оборвет ее, возможно, очень грубо.