Екатерина Лесина - Браслет из города ацтеков

И Анна нырнула в машину. В салоне было жарко и пахло табаком, переславинской туалетной водой и еще алкоголем. Урчал мотор, как будто под капотом собралась сотня довольных котов. Теплые потоки воздуха окутали Анну, и та задрожала.

– В такою погоду нормальные люди такси вызывают, – буркнул Переславин.

– Значит, я ненормальная.

– Огрызаешься?

– Устала за день.

И вообще устала, достаточно, чтобы чувство страха притупилось и осталось единственное желание – уснуть.

– Куда везти?

Анна назвала адрес и закрыла глаза. Она чувствовала, как автомобиль трогается с места, как крадется по раздолбанной дороге и как скользит по шоссе. По лицу ее перебегали отблески света, они мешали окончательно провалиться в сон, но не разрушали мирную дремоту. И когда машина остановилась, Анна пожалела, что живет так близко.

Она зажмурилась, пытаясь отсрочить момент столкновения с неудобной реальностью.

– Эй, приехали, – сказал Переславин, и реальность потребовала внимания Анны.

– Спасибо вам.

– Не за что, – он потер глаза тыльной стороной руки. – Я вообще извиниться хотел. И работу предложить. Чего тебе там киснуть?

– У меня есть работа.

– Будешь моим личным помощником. Секретарем или как там по штату положено? Я вечно забываю эти словечки. Понапридумывали… Короче, я тебе денег больше дам. Страховку выправлю. И с мужем рядом. Чем плохо?

Тем и плохо, что рядом, потому что муж – бывший. И Анна умрет, если ей придется встречаться с ним каждый день, притворяться, будто все хорошо, и радоваться, что у него тоже хорошо. Она не сумеет радоваться и возненавидит Генку, его новую любовь и себя заодно.

– Нет, спасибо. – Пытаясь избежать бесполезного разговора, Анна выскользнула из машины, но от Переславина было не так легко отделаться.

– Вообще-то мне редко отказывают, – сказал он, выбираясь наружу. Огляделся, присвистнул и плечами пожал, видимо, отвык, что люди в разных местах обитают.

Анне не стыдно. Пусть смотрит и убирается.

Она не звала его в гости, но Эдгар Иванович пришел. Он просто держался сзади, в трех вежливых шагах, но все равно слишком близко, чтобы Анна чувствовала себя в безопасности. Он вошел в подъезд. Поднялся. Терпеливо дождался, когда Анна справится с замками.

– Я не хочу, чтобы вы входили! – Анна попыталась остановить, но Переславин оттеснил ее и вошел, крикнув:

– Генка, встречай гостей!

Вот сейчас он догадается обо всем.

– Его нет дома, – поспешила сказать Анна, леденея душой. Ей не нужна жалость, и ей не хочется, чтобы Переславин увидел, насколько Анна никчемушна.

– А где он?

– В командировке.

Смешно. Раньше Генка врал Анне, теперь Анна врет Генкиному начальству.

– В какой командировке? – Переславин уставился на нее с удивлением и недоверием. Потом выражение лица изменилось, и совсем иным, насмешливым тоном Эдгар Иванович повторил: – В командировке, значит…

Он распахнул дверцы шкафа, хмыкнул и, не разуваясь, прошел в комнаты.

– Прекратите!

На полу оставались следы. Анна ненавидела грязные полы и наглого Переславина, которому на самом деле плевать на Аннины проблемы, просто он не привык, чтобы ему отказывали. И Генку ненавидела, который сначала привез ее в этот город, а потом убежал, оставив одну. И его подружку, зубастую и пробивную. И умершие орхидеи, и собственную беззубость…

– Эй, ты чего? Ну не реви. – Переславин стащил зубами перчатку и выплюнул ее на пол. – Ну ушел, и хрен с ним. Ерунда какая.

Он вытирал ее слезы, и от прикосновения сухих пальцев Анне становилось хуже. Она плакала, понимая, что остановиться не сумеет, пока вся, от макушки до пяток, не изойдет на воду.

И останется от нее еще одна лужица на линолеуме.

– Ну хочешь, я его на хрен? – предложил Эдгар Иванович, неловко обнимая Анну. Влажная ткань его пальто кололась.

– Н-нет.

– Н-нет, – передразнил Переславин. – Благородная. Откуда ты такая, благородная, выползла-то?

– Из Ивановска.

– Ну да… ты завязывай соплю давить. Лучше сделай чайку. Посидим. Поговорим как люди.

Эдгар Иванович был слишком велик для кухоньки. Он заполонил почти все пространство, оставив Анне свободный угол между холодильником и подоконником. Переславин ждал. Он не делал попыток помогать, не комментировал суетливые, нервные движения Анны, которая никак не могла сосредоточиться на деле приготовления чая. Не подгонял и не жалел.

Он сидел, крошил сигарету на хрустальную хозяйскую пепельницу и смотрел в окно.

– Когда от меня жена ушла, я думал, что сдохну. Молодой еще был. Глупый. Сердечные раны и все такое… самолюбие болит, вот что. И пройдет.

Вряд ли. У него, может, и самолюбие, а у Анны сердце вырезали.

– И потом вот, когда сказали, что… тоже умер. Стою. Улыбаюсь, как придурок полный. А меня и нет. Но сейчас отхожу. И ты отойдешь.

Куда она денется?

Тарелки. Чашки. Заварочный чайник под широкими юбками фарфоровой куклы. Ее подарили на свадьбу, и Анну веселило это круглое лицо с розовым румянцем.

– Вам тяжелее, – вежливо признала Анна, поворачивая куклу лицом к стене. – А у меня и в самом деле ничего особенного. От многих… уходят.

– В точку. Кстати, про увольнение – я серьезно. Работничек аховый, еще и тебя обижает. Почему я с тобой раньше не познакомился?

Он подпер щеку и воззрился с искренним детским почти любопытством.

– Я на корпоративе тебя заприметил, но как-то… застеснялся.

Сложно представить, что Эдгар Иванович умеет стесняться. Но Анна тоже помнила тот корпоратив, как не помнить, если он стал точкой невозвращения. После него Гена в командировки зачастил, а после принес вонь чужих духов и вещи, словно бы невзначай забытые.

– Лилька, – с уверенностью сказал Переславин. – Рыжая такая. Стервучая – страсть. И зубастая. Она и на меня целилась, да я на работе романов не кручу.

– Почему?

Зачем ей знать? Переславинские дела Анны не касаются.

– Работе мешают. Появляются у людишек мыслишки не о том, мечтания какие-то… Ладно, ты не думай, я тебя в обиду не дам.

– С чего вдруг?

– А нравишься ты мне, – сказал он совершенно серьезно. – И про место подумай. Мне давно толковый помощник нужен.

– Тогда это не ко мне. Я – бестолковая.

– Тынин сказал иначе. Я ему верю. Псих, конечно, но иные психи разумней нормальных людишек будут. Тынин сказал, что Нюрка должна знать убийцу. И что это хорошо, потому как есть шанс найти. Я этот шанс использую. Ты не отвечай, просто мне самому проговорить надо. Привычка такая. Знаю, что дурь, но избавиться никак. А ты вроде в курсе и трепаться не станешь. Слушай, погрей еды какой, а? Я заплачу.

У Анны не ресторан, чтобы деньги брать.

– Макароны будете? Вчерашние?

Откажется. Он к рябчикам привык, ананасам и шампанскому, но Переславин мотнул головой и велел: