Диана Бош - Забытый грех

Лямзин задумчиво смотрел в стену. На светло-бежевых обоях с потускневшими и затертыми от долгих лет фиалками красным маркером была выведена свежая надпись – «Luxuria». Буквы были размашистые, жирные, с небольшим уклоном вправо, где последняя «а» имела длинный росчерк-хвост.

Нечто знакомое почудилось в этом слове. Совершенно определенно он знал его или где-то встречал, вот только никак не мог вспомнить – где. Подполковник повернулся к судмедэксперту и нарочито небрежно спросил:

– Что скажете, Семен Спиридоныч?

– Вы о надписи? – сообразил тот. – Так это латынь. Означает похоть. Блуд, грех. Один из семи смертных грехов.

– Опять латынь… – протянул Лямзин. – То-то мне она сразу подозрительной показалась. Жаль, я ни в богословии, ни в латыни не силен. Оплошал. Не выучил в свое время.

– Да полноте вам, – мягко улыбнулся эксперт. – В жизни не поверю в ваше искреннее раскаяние.

– Почему? Даже обидно как-то.

– Куража в вас много, уважаемый Эдуард Петрович. А смирения – мало. Так что из вас богослов, как из моего пуделя дрезина.

– Да? – Лямзин, сощурившись, посмотрел вверх, пытаясь представить себя в одинокой келье, проводящим день за днем за изучением Ветхого и Нового Заветов, но фантазия дала сбой. Он вздохнул и вынужденно согласился: – Пожалуй, что так. Хотя сравнение вы выбрали не слишком лестное для меня.

За окном хлопнула петарда, и машины во дворе взвыли сиренами. Эдуард машинально оглянулся и возмущенно произнес:

– Нет, ну что за дела? Вот где они их летом берут? Я очень одобряю, что пиротехнику запретили по всему городу без ограничений продавать, но надо бы еще родителям мозги как следует вправить.

– Да при чем тут родители-то? – вспылил многодетный судмедэксперт. – Может, дети сами их где-то берут?

– Ну не скажите, – не согласился Лямзин. – Вот я не стал бы своему сыну петарды покупать, и вы бы не стали. А некая горе-мамаша, развлекаясь вместе с сыном, бросала «бомбочки» с балкона. Одна из них взорвалась рядом с детской коляской моей соседки, ребенок, разумеется, проснулся и заплакал. Я поднялся на пятый этаж и провел с дамой разъяснительную работу. Представьте себе, она с первого раза не поняла, о чем я говорю. Пыталась доказать, что ничего плохого не сделала, а просто развлекала своего сына. «Никто же не пострадал!» – говорит. Пришлось пригрозить, что она будет оштрафована за хулиганство или получит пятнадцать суток. После этого до нее с трудом, но дошло.

– Что-то вы сегодня слишком возбуждены, голубчик. Не заболели?

– Не выспался, – буркнул Лямзин. – Дома духота такая, что я даже в мокрой простыне спать не смог. Высыхает как порох, и снова жарко.

– А я с кондиционером хорошо спал.

– Счастливчик. Я поздно кинулся его покупать, когда их все уже разобрали. А из тех, что остались, мне ни один не подошел – или слишком маломощный, или наоборот – большой. Значит, блуд, говорите, – вернулся он к предыдущей теме разговора.

– Точнее – похоть, – поправил судмедэксперт. – Это основное значение, как мне кажется.

– А по почерку что можете сказать?

– Не знаю, я же не графолог.

– Вот это зря, почитайте на досуге. Прелюбопытную информацию можно порой об объекте узнать, очень выраженный нажим писавшего, настолько сильный, что едва верхний слой обоев не порвал, – он кивнул на стену с красной надписью, – говорит о сильной воле. Наклон вправо – об артистизме и чувствительности. Крупные широкие буквы – опять-таки воля, даже властность. Так что портрет преступника вырисовывается презанятный.

– Я, конечно, не спорю, может быть, это описание и поможет вам найти злоумышленника, но для меня оно бесполезно. И даже больше скажу: почерк меняется в зависимости от эмоционального состояния человека. Поэтому все ваши наблюдения скорее относятся ко времени, когда писавший был здесь. Вот, к примеру, росчерк у последней буквы, этот хвостик у «а» – он явно получился или оттого, что преступник дернулся, или его позвали, и он обернулся. А может быть еще такой вариант: его что-то испугало, и он бросился бежать. Но это было нечто внезапное, резкое.

– Шум в подъезде? – предположил Лямзин.

– Вполне может быть.

– М-да. Знать бы, что именно.

– А еще лучше – сразу данные паспорта убийцы и его местонахождение в настоящее время, – судмедэксперт хмыкнул.

В этот момент криминалист Боря Яковлев, стоявший на четвереньках и заглядывавший под кровать, на которой лежал покойник, оглушительно чихнул. Потом вылез, сдавая задом, и сел, держа какой-то небольшой предмет на раскрытой ладони и разглядывая его.

– Что там у тебя? – присел рядом Лямзин.

– Вот, какие-то лепешки странного цвета. И воняет от них, как от курятника, – поморщился он.

– Это насвай, Эдуард Петрович, – откликнулся молодой оперативник Дамир.

– Откуда знаешь?

Лямзин с подозрением покосился на него.

– Так у меня отец наполовину таджик, я много чего об их традициях знаю. Но это однозначно плохой обычай. От употребления насвая разрушаются зубы, возникает рак, мужское бесплодие, плюс можно заразиться кишечными паразитами.

– Это почему? – У брезгливого Яковлева рука задрожала, и он торопливо сунул подобранные лепешки в целлофановый пакет.

– Потому что делают его часто из куриного помета или кизяка. А животные и птицы иногда болеют гельминтозом.

– Боже, какая гадость, – пробормотал Яковлев, торопливо направляясь в ванную. – Чего ты раньше не сказал? – крикнул он оттуда. – Я бы эту дрянь руками не брал.

Дамир пожал плечами и засмеялся.

– Итак, что мы имеем, – продиктовал в диктофон Лямзин. – Молодой человек двадцати – двадцати пяти лет на вид, азиатской внешности, невысокого роста. Лежит на кровати в обнаженном виде. На простыне в районе паха находятся пятна засохшей влаги, предположительно спермы.

– Да, Эдик, судя по всему, у парнишки перед смертью был половой акт, – вставил свое слово судмедэксперт.

– Задушен с помощью удавки, – продолжал надиктовывать Лямзин. – Концы шнура связаны, вероятно, в образовавшуюся петлю на шее вставлялась палка, которая вращалась до тех пор, пока не стянула гортань жертвы намертво и не задушила ее. Глаза парня широко открыты, в них… – Лямзин на мгновение оторвался от диктофона, всмотрелся в труп и продолжил: – На лице явно читается смертельный ужас. Похоже, пострадавший видел, кто его убивает, и не мог этому помешать. Чуть ниже тазобедренной кости, примерно сантиметров на пять, воткнут шприц с неизвестным веществом…

– Что-то психотропное, можно даже не сомневаться, – прокомментировал судмедэксперт.

– …предположительно использованным для обездвиживания жертвы. Оружие – ружье охотничье, предназначенное для стрельбы патронами и летающими шприцами. Обычно применяется для вакцинирования животных. Серийный номер спилен.