Виктор Пронин - Человеческий фактор

Михась обернулся, взяв Алика за пуговицу, подтащил к себе поближе.

– Это не мелочность, Алик. У нас с тобой началось что-то другое, у нас другая жизнь началась вот с этой самой минуты. Чем все кончится, не знаю, боюсь, что ничем хорошим не обернется. Но и отступать нет сил, нет у меня сил отказаться от этой тысячи. Я без нее уже жить не смогу, понял?! Дальше могут пойти деньги покруче... Тот хмырь говорил о десятке на каждого... Может быть, удастся еще поднять цену, если он так легко расстается с деньгами. Это уже не кружка пива, не сухарики в дырявом пакете... Это другие деньги и другая работа.

– Думаешь, и до работы дойдет?

– Не исключаю. Всякая халява имеет свои границы, свою последнюю черту, за которой начинается что-то другое, другая жизнь. Может быть, она не будет слишком долгой, но и эта вот жизнь у меня в печенках. Я же не могу выпрашивать кружку пива у Фатимы, клянчить сто грамм водки, этот вонючий бутерброд со вчерашним сыром...

– Не такой уж он и вонючий... – возразил Алик, но Михась его перебил.

– Я не качу бочку на Фатиму, она девочка в порядке. Выпрошенный бутербродик... Знаешь, он всегда вонючий, даже если пахнет черной икрой. И еще... деньгами не сорить, понял? Чтобы никто не мог сказать, что у нас, дескать, деньги завелись... Интересно, откуда, интересно, за что и так далее. Врубился?

– Вполне, – присмирев, ответил Алик.

– Тогда хлопнем еще по сто грамм.

В забегаловке у Фатимы к вечеру народу всегда прибавлялось. Кто-то уже закончил свой рабочий день, кто-то собирался с силами перед вечерними похождениями, кому-то просто некуда было себя деть. Но два свободных местечка все-таки нашлись, и, только усевшись у стены, Михась и Алик обратили внимание, что за одним с ними столиком сидит мужик, который когда-то угостил их пивом, но об их долге не напоминал, как говорится, ни взглядом, ни звуком, ни словом.

– Привет, – кивнул Михась.

– Привет, – ответил Епихин с полным равнодушием, – все его внимание было направлено на Фатиму, которая именно в этот момент наливала пиво, похоже, как раз ему.

– Сдается мне, что мы с другом задолжали тебе за пиво? – спросил Михась.

– За пиво? – удивился Епихин.

– Ну да... Как-то мы с Аликом обнищали, а жажда все не кончалась... И ты нам по кружке заказал... Было?

– Вроде было, – Епихин пожал плечами.

– Могу рассчитаться, – Михась полез в карман за деньгами.

– Если без напряга – рассчитайся, – усмехнулся Епихин. – Если из последних сил, то не торопись.

– Мы сегодня маленько разбогатели, поэтому никакого напряга нет, – Михась положил на столик сто пятьдесят рублей, три по полсотни.

– Вроде многовато, – Епихин вскинул брови.

– Нет, мужик, в самый раз. Две кружки должок, и одна премиальная, за долготерпение.

– Ну раз так, то не возражаю, – Епихин сунул деньги во внутренний карман пиджака и снова уставился на Фатиму, потеряв к соседям по столику всякий интерес – здесь не принято было болтать подолгу, затевать беседы, споры, решать мировые проблемы или рассказывать анекдоты. Можно было поздороваться, кивнуть друг дружке, подвинуть картонный кружок для пива или, наоборот, отодвинуть свой, чтобы не мешал.

– Деньга подвалила, представляешь! – Михась не мог сдержать клокотавшего возбуждения и даже сам не заметил, как выплеснулись из него эти слова, вовсе необязательные слова, сосед по столу не высказывал никакого желания продолжить разговор.

– Бывает, – Епихин отхлебнул глоток из принесенной Фатимой кружки. – По-разному бывает.

– Причем совершенно неожиданно, можно сказать с неба свалились! – не унимался Михась.

– А снилось что? – спросил Епихин.

– Снилось?! – Михась некоторое время пытался понять вопрос, потом взгляд его устремился в прошедшую ночь, и вдруг лицо осветилось улыбкой. – Какашки снились.

– Все правильно, – кивнул Епихин. – Какашки всегда к деньгам.

– Точно? – не поверил Алик.

– По себе знаю. Чем больше дерьма, тем лучше.

– Да полные штаны приснились! – продолжал откровенничать Михась. – Страшно вспомнить.

– Значит, и деньги должны прийти хорошие. Причем такие деньги... Незаработанные. Как бы в аванс. Не то чтобы долг кто-то вернул, а как бы дал в долг, – Епихин впервые остро в упор посмотрел на Михася. – А когда приходят деньги вымученные, вытребованные... Какашки не снятся.

– Надо же, – подавленно пробормотал Михась и замолчал, может быть, впервые осознав характер денег, которые действительно с неба свалились. – Надо же, – повторил и надолго приник к пиву.

Когда он оторвался наконец от кружки, опорожнив ее чуть ли не единым духом, собеседника за столом уже не было, не было его и в зале.

Епихин вышел из забегаловки с саднящим чувством сделанной ошибки – не надо было ему встревать в разговор с этими придурками, не надо бы разгадывать их идиотские сновидения. Ошибка была в том, что он запомнился – этого допускать было нельзя. Не надо им слышать его голос, его интонации! Он должен для них оставаться одним из посетителей, этакой полупрозрачной тенью без цвета, запаха и вкуса.

А теперь стоит им где угодно увидеть его случайно, в их дурацких головах тут же промелькнет узнавание – ба! Да это тот самый тип, с которым мы у Фатимы пиво пьем!

И все.

И вся его хитроумная операция мгновенно рушится, он узнан, разоблачен и пригвожден.

В то же время Епихин понимал, что ничего страшного не произошло – они сталкивались и раньше, они помнили, что когда-то он их угощал, что они задолжали ему за пиво...

Нет-нет, ничего чрезвычайного не случилось.

Но теперь ему нужно быть осторожнее, какое-то время у Фатимы лучше вообще не появляться, в конце концов, в Москве достаточно забегаловок, и пиво у Фатимы отнюдь не самое лучшее. Несмотря на все ее очевидные достоинства, это надо признать – во многих местах пиво холоднее, свежее, острее...

Извини, Фатима, но это так. Хотя и у тебя бывает «Невское светлое», к которому придраться трудно. И потом, все мы знаем, что главное все-таки не пиво, а тот уголок, к которому привыкаем, та же Фатима, которая имеет обыкновение приветствовать посетителей легким взмахом смугловатой руки, угрюмый мужик, который здоровается тяжелым кивком и тут же о тебе забывает, а уходя, чуть коснется рукой твоего плеча, дескать будь здоров, дескать, пока, до скорой встречи. И из всего этого складывается настроение забегаловки, ее дух, запах.

Жанна встретила Епихина настороженно, молча постояла в дверях, глядя, как он разувается, идет в ванную, моет руки. Когда Епихин вошел в комнату и с тяжким вздохом упал в кресло, Жанна уже лежала на диване и бездумно нажимала кнопки пульта, невидяще носясь по программам и каналам. Причем все это в полной тишине, с выключенным звуком, из чего можно было сделать вывод, что ни одна передача нисколько ее не интересовала.