Татьяна Степанова - ДНК неземной любви

– А как так получилось, что они оба умерли в одно время? Автокатастрофа?

– Слышали, наверное, об убийствах здесь... вот здесь, в нашем квартале, – Мартов кивнул.

– Так это они? Те самые? Значит, его мать тоже?

Кристина вытянула шею, чтобы рассмотреть ее – вторую жертву... И на какое-то мгновение, на долю секунды, ей показалось, что, пока она смотрит на нее, тот , что рядом, в другом гробу среди цветов, тот покойник повернул голову и пошевелился. Она тут же обернулась, но ей почудилось, что и она – его мать – тоже пошевелилась на своем смертном ложе и теперь смотрит на нее, прямо на нее, словно чего-то ждет.

Нервы?

Разыгравшееся воображение?

Или же опять то самое, что настигло и клещами сжало сердце там, в римских катакомбах. Страх...

Страх смерти, отпустивший, улетучившийся, как дым погребальных свечей, а теперь вновь вернувшийся...

– Вот и я.

– Транспорт уже на месте, автобус подогнали к служебному входу, наши, кто поедет на кладбище, все ждут.

– Пусть ждут.

Кристина обернулась и увидела Кадоша – на нем что-то длинное, черное. То ли мантия, то ли плащ некроманта. В другое время она бы засмеялась, сцена с переодеванием выходила какая-то дурацкая, навроде Гарри Поттера. Но сейчас как-то было не до смеха. Отчего-то очень хотелось уйти отсюда, из этого нелепого театрика, похожего на расписную шкатулку, бежать без оглядки и уже не возвращаться сюда, к нему, несмотря ни на какие желания плоти и сердечный трепет.

И Кадош словно угадал, прочитал ее, Кристину Величко, директора отдела моды, светскую тусовщицу, которую знала вся Москва.

– Пусть сюда никто не входит, проследи, – велел он Мартову, и тот сразу вышел вон. – А ты останься, – он обернулся к Кристине.

Никогда еще прежде она не видела мужчины красивее, фантастичнее, чем этот... этот...

– Пора тебе понять, что это только смерть, – Кадош положил тяжелые руки ей на плечи. – Начало всех начал.

Когда вернулись из Мирного на Петровку, 38, туда уже оперативной группой был доставлен кладбищенский сторож Полыхалов. Катя сразу оценила этот чисто муровский прием – Полыхалов, явно считавший, что там, на кладбище, где только сегодня в который уж раз побывала милиция, его оставили наконец-то в покое, форменным образом обалдел. Его допрашивали два молодых оперативника – по классическому сценарию: один «злой», другой «добрый». «Злой» повышал голос до крика, «добрый» уговаривал «рассказать все, что известно».

В кабинете капитана Белоручки слышимость отличная. И капитан не вмешивалась в этот перекрестный допрос, дожидаясь, пока Полыхалова окончательно дожмут.

– Лиль, и все-таки мне не ясно, – сказала Катя.

– Мне тоже пока не ясно.

– Нет, ты не поняла, мне не ясно, как твой Митя... как он дал тебе такой совет – проверить по банку данных жертв и сравнить. Ведь так никогда не делается! Я вот сижу вспоминаю – сколько дел было, сколько проверяли, но всегда лишь подозреваемых, а чтобы жертвы, погибших... ну ты подумай, зачем их проверять, время тратить, если они уже мертвые? А тут вдруг твой Митя дает тебе такой странный совет, и ты ему следуешь...

– Я вместе с Сиваковым и группой экспертов.

– Да, конечно, вы все вместе. Но все равно. Нелепый ведь совет, и такое стопроцентное попадание... А ты всегда своего Митю слушаешь?

– Всегда. Он профи, понимаешь, хоть сейчас и не работает по своей основной специальности.

– А тебе не приходило в голову, может, он раньше знал об этом деле? Об убийстве Ларисы Белоусовой?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего, просто... образцы ее ДНК через центральную лабораторию проходили, а ты сама говорила – он там работал и... и вообще это громкое было дело – убийство дочери судьи.

– Нет, что ты хочешь всем этим сказать? – Лиля Белоручка отложила дело ОРД, которое внимательно изучала.

– Да ничего, просто мне непонятно.

– А мне непонятно, отчего убийство Белоусовой вами, вашей областью, еще тогда не было раскрыто, по горячим следам.

– А что ты злишься?

– Я не злюсь... просто я ненавижу, когда вот так начинают и таким тоном... Кто-то когда-то чего-то там недоделал по собственному неумению или того хуже, а нам теперь разгребай все это!

– Да что разгребай-то? Она же, эта Лариса, – мертвая! И нет в этом никакого сомнения.

Они посмотрели друг на друга.

– Между прочим, я сегодня прокурору звонила по поводу эксгумации тела... ну то есть, возможной эксгумации. Прокурор запросил обоснование. А я веского обоснования дать ему не сумела, – Лиля помолчала. – Эксгумацию ведь обычно проводят, когда надо сравнить образцы ДНК. А они у нас и так в наличии. В избытке. Кроме того, к делу об убийстве Ларисы Белоусовой в качестве сопроводительных материалов уже приобщена видеозапись патологоанатома о вскрытии ее трупа в морге и проведении судмедэкспертизы и видеопленки, сделанные во время ее похорон пять лет назад. Обрушение могилы на кладбище произошло вследствие какого-то природного явления, возможно, тех же самых грунтовых вод, гроб не поврежден и не вскрыт... Наши эксперты все там осмотрели, их выводы категоричны. Я сказала прокурору, что хочу посмотреть... одним словом, убедиться, там ли... на месте ли труп... А он спросил, а вы что, в этом сомневаетесь? Таким тоном, словно я дура или пьяная. Спросил, сколько лет я в органах проработала... Его тоже понять можно, ему в вопросе насчет эксгумации без согласия ее родственников не обойтись. Прокурору это с судьей Белоусовым надо решать и с ее матерью... А судья с высоты своей должности в департаменте тоже ведь запросит «веские обоснования». И что наш бедолага прокурор ему предъявит? Мое милицейское «хочу посмотреть, там ли все еще ее труп»?

– И все же поговори дома с Митей, может, он тебе объяснит, как ему в голову пришла эта блестящая идея проверки по банку данных именно жертв, – после паузы сказала Катя.

– А он всегда, еще экспертом, предлагал неординарные решения. Он так мыслит парадоксально, у него принцип такой – ничего нельзя исключать, если есть возможность, данные надо все проверить. И вообще – к чему ты клонишь, говоря все это таким вот тоном? Таким чертовым тоном?

Но объяснить Катя не успела, потому что по громкой связи из кабинета, где допрашивали сторожа Полыхалова и где «злой» оперативник уже недвусмысленно и грозно обещал тому увольнение с хлебного кладбищенского места и так далее – вплоть до водворения в камеру, раздался отчаянный крик души:

– Да что вы ко мне-то пристали, с директора кладбища вон спрашивайте – это они со Скорпионом вась-вась, вы что думаете, первый раз у нас там такие сборища? И прошлой весной было, и осенью... А в этот раз могилу заставили копать, оплатили... Кто ж думал, что они туда падаль эту свиную затолкают? Они ж дьяволу там, на кладбище, по ночам служат, однажды я видел тайком, ночью целая кавалькада приехала – на «Мерседесах» и с мигалками там были машины. Кто с фонарем, а кто и с факелами... А этот, как его, Скорпион, – самый главный у них, черный балахон на себя нацепил. Я недолго смотрел, не по себе стало, а в этот раз от греха вообще биллютню взял. Я ж думал, они так просто там, беса тешат... А вышло-то вон что. Вон что вышло!