Елена Логунова - Вкус заката

– В скором времени, я надеюсь, у меня будет фотография молодого Ковальского-Орленко, – сказала я Павлу.

Он удивленно вздернул брови.

– Ретроспективное изображение, полученное с помощью специальной компьютерной программы, – объяснила я. – Вот им-то и надо бы проиллюстрировать объявление о поиске пропавшего. Давай сделаем так… Оставь мне электронный адрес, куда отправить это фото, – свой или редакции. Я перешлю его на указанный ящик, как только сама получу. Или нет…

Я немного подумала, как лучше поступить. Караулить письмо от Санчо мне не хотелось, так как это помешало бы выспаться.

– Я велю своему помощнику отправить письмо с портретом сразу на два адреса – мне и тебе!

– Отлично.

Фирменной ручкой на бумаге с логотипом отеля Павел написал мне свой электронный адрес.

– Не боишься оставлять мне свои координаты? – пошутила я, принимая листок. – Я ведь смогу забрасывать тебя письмами, а ты все-таки женатый мужчина…

– А ты не боишься? Я ведь тоже смогу тебе писать!

– Мне не страшно, я совершенно свободна.

– Да брось! – Он притормозил на пороге, чтобы многозначительно изречь: – Женщина всегда рабыня! Это не я сказал, это Ницше.

– Он не так сказал! – вскинулась я.

Но Павел уже ушел.

Я закрыла за ним дверь, отправила Санчо СМС с простой инструкцией, снова задернула шторы и забралась в постель.

Стоило мне закрыть глаза, как в темноте под сомкнутыми веками зарябили разноцветные огни. Они быстро потускнели, мгла сделалась пепельно-серой, а потом чье-то алое крыло широко взметнулось, разгоняя сумрак, и плавно кувыркающимися розовыми лепестками осыпалось на синие холмы.

По тропинке, похожей на белую царапину на теле огромного лохматого животного, бормоча себе под нос, в гору шел старик в развевающемся плаще.

– Раб и тиран не могут иметь друзей! – ворчал он, поднимая вверх узловатый указательный палец, испачканный чернилами. – Женщина слишком долго была рабом и тираном, поэтому она не знает дружбы, а только любовь. Но и в любви женщины нет постоянства, а есть неожиданность, и молния, и тьма рядом со светом!

– Господин Ницше! – узнала я. – Не иначе, вас навело на эту мысль знакомство с мадам Лу Саломе?

Известно, что потрясающая женщина – дочь русского генерала Андреа Лу Саломе – была последней, если не единственной, любовью старого Ницше. Он даже предложил Андреа руку и сердце, но она бросила дряхлеющего философа ради талантливого молодого поэта Рильке, который стал великим уже рядом с ней. Об Андреа Лу Саломе говорили, что каждый мужчина, в которого она влюбляется, через девять месяцев рождает книгу! Ницше после расставания с Лу Саломе уже ничего такого не родил.

Боюсь, мои слова прозвучали слишком язвительно. Старик забубнил обиженно, но совсем уже невнятно и ускорил шаг. Острие его альпенштока выворачивало кусочки дерна, оставляя обочь тропинки проплешины, похожие на следы мелкого копытного животного. Я благородно удержалась от того, чтобы назвать злопамятного философа старым козлом.

– По-моему, мсье Ницше, эти ваши слова – комплимент всем нам, женщинам! – запальчиво крикнула я ему вслед. – Ведь «неожиданность, и молния, и тьма рядом со светом» – это намного больше, чем только свет или только тьма!

Ответа я не услышала. То ли господину Ницше нечего было мне возразить, то ли сон мой сделался глубже, чем его философия.

Хорошо, что мне хватило предусмотрительности включить в мобильном телефоне функцию «будильник», иначе я точно проспала бы свидание с Даниэлем. И потом кусала бы локти, сожалея об упущенной возможности!

Будильник запищал в тринадцать часов ровно. На сборы и пробежку до порта у меня было всего полчаса, поэтому я не медлила. Быстро освежилась под душем и даже не стала терять время на то, чтобы вытереться полотенцем, – побежала, пятная светлый палас мокрыми следами, прямиком к платяному шкафу.

Я часто путешествую и давно научилась формировать свой гардероб таким образом, чтобы небольшое количество вещей позволяло составить ансамбль для любого случая. Абсолютно новую одежду я в поездки не беру, только те вещи, относительно которых точно знаю, каковы они в носке. Это позволяет при необходимости сократить время сборов до минимума.

На сей раз я выбрала эластичные черные брюки и красную блузку, обоснованно полагая, что яркий цвет не позволит затеряться в порту и Даниэль увидит меня издалека. В целом же наряд смотрелся одновременно и эффектно, и элегантно, и без претензий. Я добавила к нему туфли на низком каблуке, чтобы без труда карабкаться по горам, черный плащ, который можно будет надеть вечером, когда станет свежо, и красный в черный горошек шелковый шарф универсального назначения: его можно повязать на голову, чтобы ветер во время морской прогулки не растрепал волосы, а можно укрыть от ночной прохлады шею и грудь.

В тринадцать тридцать две я подходила к назначенному месту. Даниэль уже был там – и тоже в сигнальном красном цвете! Его легкая куртка на ветру раздулась, как спелый помидор, так что не увидеть его было невозможно.

– Я вижу, мы оба ангелы в красном! – пошутила я, приблизившись.

– В разных тонах красного, – уточнил он, притянув меня к себе – не иначе, для сравнения цветовых оттенков. – Твой ярче.

– Ты колорист! – Мне было весело.

– Да и ты, к счастью, не дальтоничка! – Он тоже засмеялся. – Я забыл спросить, различаешь ли ты цвета, и немного побаивался, что ты меня не заметишь.

– Ну, заметнее тебя в порту был бы только фрегат под алыми парусами!

– Кстати, фрегат! Отплытие через пятнадцать минут, нам пора на посадку.

В жизни случаются моменты чистейшего восторга. Я объясняю их для себя временным помрачением рассудка, вызыванным огромной дозой гормона удовольствия. Когда тебя переполняет радость, в сознании не остается места для негатива, и реальный мир превращается в прекрасную сказку. Со мной это случалось неоднократно, и для внезапного прорыва в сказочный мир бывало достаточно сочетания двух основных факторов: красоты окружающей природы и присутствия любимого человека.

Прогулочный катер разрезал мерцающий шелк серебристой воды, как острый нож, оставляя за кормой расходящийся клином пенный след. Берег по правому борту был действительно лазурным! Соленый ветер трепал мои волосы и концы шарфа, которые я сначала оставила длинными, но Даниэль собственноручно завязал их кривобоким бантом.

– Это похоже на ослиные уши! – притворно ужаснулась я, увидев свое отражение в темном стекле салона.

В отличие от многих других пассажиров, мы не стали прятаться от солнца и ветра и не покинули палубу.

– Зато тебя гарантированно не постигнет участь Айседоры Дункан! – ответил мой заботливый друг. – Ты же знаешь, что она погибла в Ницце, задушенная собственным шарфом – он намотался на колесо ее автомобиля как раз напротив отеля «Негреско»!