Советник юстиции

Видя, что дело окончательно проиграно, хозяйка села на кровать и как-то сразу осунулась, руки ее бессильно повисли, на лине появилось безразличие ко всему. Надрезанная ткань с легким треском порвалась — и перед глазами переставших уже удивляться понятых пачка за пачкой стала расти на столе горка денег: под вторым дном оказалось пять тысяч восемьсот десять рублей.

— Д-да, — удивленно крякнул один из понятых, — действительно ценность.

— Гражданка Чен, кому принадлежат баул и деньги?

— Не знаю.

— Вы только что убеждали нас, что это память, фамильная ценность. Что вы имели в виду?

— То есть я хотела сказать, что сама сумка наша, а деньги не наши. Да и откуда им быть?

— Кто и когда мог сделать в вашем бауле второе дно и положить туда около шести тысяч?

Обыск, изъятие вещественных доказательств и запись результатов были проведены быстро, и не только в результате правильного решения следователя о немедленном обыске, но и благодаря помощи милиции. Работники ее вели долгое наблюдение за семьями Чена и Маркова и их соучастников, принимали самое активное участие в обысках, применяли все новейшие достижения криминалистической науки.

Но по плану следователя необходимо было также срочно произвести обыск и на рабочем месте Чена, чтобы не дать преступнику опомниться, нанести ему чисто психологический удар. Буквально через час милицейская машина доставила следователя и работников милиции на склад, а еще через час под ящиками с игрушками и канцтоварами были найдены два чемодана, набитые импортными шерстяными кофточками и нейлоновыми рубашками. В рабочем столе обнаружены французские белые женские туфли, две пары меховых импортных туфель, семьдесят многоцветных шариковых авторучек. Оба чемодана были доставлены в прокуратуру.

При подготовке к допросу следователь поставил в стороне чемодан и баул, которые были найдены у Чена дома. Причем баул был открыт с таким расчетом, чтобы виднелись накладные, фактуры, приходная книга и другие документы, которые нельзя уносить с работы. Создавалось впечатление, что баул взят только по этим соображениям.

Начинается допрос. Следователь предупреждает Чена, что их разговор будет записан на магнитофонную ленту и просит перечислить все вещи, которые имеются у него дома. Чен перечисляет каждую рубашку, помнит ее цвет, время приобретения, каждое платье жены, каждую вещь в доме и где она стоит. Но ни словом не упоминает о чемодане, о бауле, об облигациях.

— Все?

— Конечно. Когда приобретаешь какую-то вещь на свои трудовые, трудно забыть ее. Да и что может быть у меня еще? Зарплата-то не очень велика, — отвечает он, а в глазах радость: «Умница жена, успела припрятать чемодан».

— А чей чемодан стоит вон в том углу? Что в нем?

Чен оборачивается, медлит две-три секунды, но, видя, что баул цел и в нем только документы, спокойно спрашивает:

— Липу шьете? Не знаю, чей это чемодан.

Но в голосе неуверенность, да и магнитофон работает и невольно заставляет что-то говорить, как-то оправдываться...

— А вот ваша супруга говорит иное...

— Да, ладно, мой это чемодан, — с досадой машет рукой Чен и перечисляет его содержимое.

— А баул чей?

— Мой.

— Сколько времени вы им не пользуетесь?

— Да года два валяется в кладовке.

— Никому его не давали?

— Да кому он нужен? Срам один, а не баул. Никому и никогда я его не давал.

С чисто профессиональной заинтересованностью в соблюдении законности задает следователь этот вопрос. А вдруг Чен кому-нибудь давал баул и этот «кто-то» сделал в нем двойное дно, положил туда деньги и отдал Чену с тем, чтобы не хранить их дома, а в нужное время забрать, попросив баул вторично. Чен сам отрицает эту версию.

— Отвечайте, где вы взяли деньги, которые зашиты в двойном дне этого баула, и какова их сумма?

Вопрос внезапен и психологически подготовлен, поэтому и действует на подследственного как выстрел. Чен растерян. А следователь настойчиво и сурово повторяет вопрос.

Лицо Чена посерело, губы затряслись, щеки задергались. Теперь это уже не волк, а ягненок. Он рыдает, размазывая слезы по лицу, и пытается сползти со стула, чтобы встать на колени. Приходится пристыдить его и даже повысить голос. Выпив воды, Чен, хлюпая носом, начинает давать показания, но о том, что уже известно в общих чертах по сведениям от работников милиции и теперь только подтверждается.

Осторожно, без нажима следователь подводит его к главному вопросу — о деловых связях, — и Чен называет кроме Маркова шофера Сдобина.

На следующий день посылается повестка Сдобину — явиться на допрос через три дня. За это время следователь с помощью бухгалтеров-ревизоров еще и еще раз проверяет документы по складу Чена, снова опрашивает продавцов, бухгалтеров, товароведов, рабочих склада. Показания Чена, как и ранее собранные доказательства его преступления, подтверждаются полностью.

Сдобин рассказывает сразу: быть может, ему помогли в этом всхлипывания Чена, записанные на пленку, а скорее всего — надежда на снисхождение. Содержать его под стражей пока нет необходимости — он не мог помешать следствию, и достаточно было подписки о невыезде. Тяжело было смотреть, как этот низенький, худенький пожилой человек тяжело садился на стул перед следователем, как беспокойно мяли фуражку его дрожащие пальцы. После допроса он неизменно отправлялся домой, готовил ужин для больной жены, ни словом не упоминая о втором несчастье, уже стоящем за дверьми его дома, — не хотелось волновать ее, не хотелось до времени ронять себя в глазах пусть не родных, но таких любимых и близких детей. Он делал все возможное, чтобы помочь следствию: так, после допроса добровольно принес следователю паспорт на телевизор «Темп-7», пояснив, что недавно получил его от Маркова, который просил «сделать» на нем штамп в магазине.

Следователь предъявляет Маркову паспорт:

— Чей паспорт?

— А! Это негодяй Сдобин все! Паспорт дал мне родственник жены, чтобы я отметил его.

Жена Маркова все отрицает. Но сын вспоминает адрес какого-то родственника, где следователя встречает пожилой подслеповатый человек.

— У вас есть телевизор?

— Да, «Темп-7».

— Покажите на него паспорт.

Человек смутился, стал искать в столе, в шифоньере.

— Нет где-то. Наверное, потерял.

— Вот этот паспорт. Давайте сличим номера. Номера совпали.

— Где взяли телевизор?

— У Марковой Галки.

Телевизор был изъят как вещественное доказательство.

Документальными проверками подотчета Чена было выявлено также участие в хищении народного добра его приятелей — главного бухгалтера Гусева, инженера производственного отдела Кима и еще одного «компаньона». Ким оказался давним другом и «сподвижником» Чена, неизменным соучастником его вакханалий, близким другом семьи.